– Собираешься меня шантажировать? – Западинский раздраженно налил себе полную рюмку коньяку и махнул ее. Лицо его было багровым. Все-таки как себя ни сдерживай, природа знает свое.

– О шантаже речь не идет. Я выдвигаю условия, ты их принимаешь. Я не даю хода заявлению. Пусть этим занимается прокуратура, если у нее достанет умения раскрывать заказные убийства. Вот и все.

– Я должен обдумать твое предложение…

– Пока не тороплю, но время – деньги, тебе ли не знать.

– Не могу сказать, что ты загнал меня в угол, Толя, но кое-какую хватку ты приобрел. Черт тебя знает, может, и в самом деле сработаемся?… Ну хорошо, если у тебя все, я еще два слова напоследок скажу. Не вешай и ты на меня «мокруху», Толя, болтать и даже грозить может каждый, а как до дела… Брось! Мои руки чисты, ей-богу, чисты, поверь…

– Не гневил бы Господа-то… Грех ведь!

– Да что ты в грехах понимаешь! Все, кончаем базар. Я позвоню тебе… может, уже завтра.

– Надеюсь, ты примешь верное решение, – сказал Плешаков, вставая.

– Можешь не сомневаться, – ответил Западинский, продолжая сидеть.

Плешаков знал, с кем имеет дело. И он ни на миг не поверил в то, что Западинский готов принять его условия дальнейшей игры. Не таков Виталий. Поэтому перед уходом из ресторана Анатолий Иванович решил пожертвовать американской штучкой и «пересадил» микрос из собственного рукава в уголок скатерти.

Потому и отъезжать он не торопился, ожидая, что пойдет новая запись. И когда она действительно пошла, Плешаков успокоился, приказал ехать, а метров через двести велел свернуть на боковую дорожку и тормознуть. Запись шла чисто.

Анатолий Иванович взял у оператора параллельные наушники, нацепил на голову и откинулся на спинку сиденья.

Западинский говорил глухо, видно, от душившей его ярости. С кем конкретно он разговаривал, было неясно. Наверное, по телефону. Но и эти обрывки фраз звучали зловеще. Наконец он назвал собеседника, это был Абушахмин, можно было и не сомневаться. Суть же заключалась в том, что один партнер получил от другого экстренное задание: убрать его. Кого – понятно. Плешакова. Одновременно матвеевским бандитам поручалось совершить налет на все жилища Плешакова, лучше одновременно, чтобы обнаружить и тоже ликвидировать девку. Неплохой получался расклад – разом всех свидетелей. А там ищи доказательства.

Предполагалось также списать Елену опять-таки на Плешакова. Мол, найти-то нашли, но уже хладеющий труп.

Всего этого, так или иначе, ожидал от Западинского Плешаков. И сегодняшняя «стрелка» была им придумана не для замирения, в чем он старательно уверял Виталия, а лишь как затравка, чтобы тот раскрылся, приказал действовать. Что и произошло. А вот теперь…

Теперь можно было начинать главную операцию.

Плешаков задумался и чуть не пропустил важную для себя информацию.

«– Да говорил ты мне уже, – раздраженно сказал Западинский, – кончили их и не хрен обсуждать. Еще один камень на Толину душу… В каком смысле? А в том, что он тут меня предостерегал: не гневи, мол, Господа Бога, не кощунствуй! Посмотрим, как он сам на Страшном суде будет отвечать за грешные айвазовские души!…»

Вот это была новость! Значит, братьев уже успели убрать? А Западинский знал об этом, но молчал? И намек на грешные души тоже понятен, небось раскололись братья. Или кто-то их хорошо подставил. В общем-то, наплевать на эту историю Плешакову, однако и тут не стоило бы упускать возможности повесить на Виталика очередное убийство. Как он, интересно, станет трактовать свои слова, уже записанные на пленку? Молодчина, булавочка, сработала-таки…

В наушниках раздался шум отодвигаемых стульев, шаги, гомонящий гул голосов и наконец команда Западинского:

«– Все! Поехали!»

– Коля, – обратился Плешаков к сидящему на переднем сиденье Лаврухину, – сделай одолжение. Сам сходи или пошли кого-нибудь из толковых ребят в ресторан. Пусть сделает вид, что ищет что-то на полу возле нашего стола, а сам аккуратно открепит от правого с моей стороны уголка скатерти булавочку-микрофон. И принесет сюда. Толковая вещица. Мы подождем.

Лаврухин вышел из машины, поговорил с сидящими в заднем джипе и вернулся в салон.

– Ну вот, ветер мы подняли, – задумчиво сказал Плешаков, – будем ожидать бурю. Ты во всяком случае теперь уже точно отвечаешь за мою голову своей головой. Крупная охота на меня объявлена. Но к этому вопросу мы еще вернемся, а сейчас надо обмозговать ситуацию с «Русским домом». Я имею в виду кабак в Посаде. Ну-ка, ну-ка… – Он достал из кармана сотовый и электронную записную книжку. – А вы, ребята, подышите немного воздухом. Коля, останься.

Водитель и оператор выбрались из машины. Лаврухин перегнулся через спинку к Плешакову в ожидании команды.

Анатолий Иванович между тем нашел нужный номер и набрал его.

– Иван Петрович? Добрый вечер. Анатолий Иванович вас беспокоит. Не забыли? Ну да, от Матюшкина… Большое горе, что поделаешь… Я вот о чем хотел у вас спросить. Что там произошло-то? В том доме, ну да…

Плешаков долго слушал рассказ полковника ФСБ Киселева о том, как взорвали в машине обоих братьев Айвазовых. Буквально вчера, можно сказать, в середине ночи.

– А что ваши кадры говорят? – поинтересовался Плешаков.

Киселев сказал, что как раз они, его кадры, и дали, по сути, исчерпывающую информацию.

В ресторане, поздно уже, появился известный «законник», который, кстати, держит «крышу» в «Русском доме», некто Абушахмин, он же Формоза. О чем у него с хозяином шел разговор, сказать трудно, но был он жестким, потому что хозяин кричал так, будто его резали. А потом Формоза уехал, оставив своего главного телохранителя. Швейцар Порфирий Гордеевич сообщил, что зовут его Мишей. Он это от самого Абушахмина слышал. Ну так вот, этот самый Миша с двумя охранниками из ресторана находился в помещении до глубокой ночи. Пока не приехал второй брат. После чего и произошел взрыв в машине Айвазовых. Свидетелей тому не было. Известно лишь, что оба брата оказались в своей машине в момент взрыва. Посторонних в ресторане не обнаружили. Это уже когда приехала «пожарка» и дежурная бригада из Сергиева Посада. Отдельные детали взрывного устройства отправлены на экспертизу.