— Может, пройтись по спине веничком? — предложил Позниц, показывая охапку каких-то мокрых веток.

Вильямс слышал, что были любители и таких экспериментов, но он считал их мазохистами, поскольку бить себя в довершение к такой жаре — просто самоубийство.

— Нет, спасибо. Дайте лучше шампунь… — попросил полковник.

— У горячей стены нельзя, сэр. Идите в «холодный» угол, там и шампунь есть.

С этими словами Позниц улегся на деревянную скамью, а второй солдат стал с остервенением хлестать его по спине.

«Вот извращенцы», — подумал полковник, наблюдая за всем этим из «холодного» угла. Затем он потрогал затянувшуюся рану на голове и стал осторожно намыливать волосы.

От шампуня пошел аромат зеленого яблока, и полковник на короткое мгновение почувствовал себя в отпуске.

Когда порозовевший и гладко выбритый Вильямс вышел на воздух, встретившиеся ему Саломея и Бони сказали:

— Ну, сэр, вы помолодели на десять лет.

— Мне хватит и пяти, — довольно улыбнулся полковник и тут же добавил: — Видели бы вы, что там выделывали Позниц и Ломмер! Они хлестали друг друга вареными ветками.

— Да вы что, сэр, это же самое лучшее в бане! — сказала Бонн. — Почти самое лучшее, — поправилась она и мечтательно улыбнулась.

— Позниц и нас тоже отхлестал этим веником, — сообщила Саломея.

— Да ну? И вы его не боялись?

— Да разве он посмел бы прикоснуться к телу старшего по званию, сэр? Это противоречит уставу.

— В любом случае это не мое дело, — поспешно заявил Вильямс.

Из-за угла показались пятеро стоявших в карауле солдат. Их только что сменили попарившиеся коллеги, и теперь свободная смена шла на помывку.

Бойцы, улыбаясь, посмотрели на Бонн и Саломею, но ничего не сказали, опасаясь реакции полковника.

— Сегодня первый человеческий день за всю ту вечность, что мы здесь находимся, — сказала Салли.

— Да, — согласился Вильямс. — Даже меня немного отпустило, а то было такое ощущение, что глубоко нырнул, а дышать нельзя — сразу захлебнешься.

С крыльца второго дома спустился Торрик. По его серому лицу нельзя было понять, мылся он или нет, однако повязка на голове была заменена на свежую.

— Когда будем мясо есть, полковник? — спросил Торрик, посмотрев на небо.

Вильямс, Саломея и Бонн заинтригованно подняли головы кверху, однако ничего не обнаружили.

— Что там было, Торрик? — забеспокоился Вильямс, — Уж не дольтшпиры ли?

— У тургана Мадраху дольтшпиров больше нет. Осталось только несколько эспора — «боевых пауков».

— Откуда ты знаешь?

— Подслушал, как два стражника разговаривали. Так когда мясо есть будем? Очень кушать хочется.

— Да о каком мясе ты говоришь? — удивился полковник.

— Вон — из трубы дым идет, значит, лабуха закололи и на пару готовят. Скоро есть будем.

— Дым идет — это наши ребята парятся, а не зарезанный лабух, — пояснила Бонн. — И тебе тоже помыться не мешало бы.

— Там нельзя мыться — там лабухов варят, — серьезно сказал Торрик, — Если там мыться, мясо станет мягким. Ходить не сможешь, есть-спать не сможешь. Будет совсем плохо.

— Слушайте, выходит, это у них вроде духовки, а мы там баню устроили, — догадалась Саломея.

— Ничего страшного, — сказал полковник.

В этот момент с улицы во двор зашел Позниц. Он был в полной амуниции, с винтовкой на одном плече и с лаунчером на другом. Увидев Саломею, он заулыбался, но, натолкнувшись на ее колючий взгляд, тут же принял серьезный вид:

— Сэр, на улице повозка. Турган прислал ее, чтобы вы нанесли ему визит.

— Стоит ли, сэр? — засомневалась Саломея. — Неизвестно, что у него на уме.

— А вот мы с тобой поедем и узнаем. Возьмем с собой Позница и Ломмера.

— А я? — спросила Бонн.

— А ты останешься за старшего. Сиди возле рации и будь ко всему готова.

— Лучше я в машину залезу, похожу здесь поблизости, чтобы все видели. Да и рация у меня там под боком.

— Это правильно, — согласился полковник. — Пусть смотрят и боятся.

Не рассчитанная на большой вес повозка отчаянно заскрипела и тяжело тронулась с места, влекомая двумя отупевшими от гужевой жизни лабухами.

Гвардейцы тургана Мадраху пристроились на запятках и, дико вращая глазами, опасливо косились на Позница и Ломмера. Сидевший на козлах возница старался вовсе на оглядываться. Он дергал за вожжи и мелко трясся, если позади него раздавался голос одного из седоков.