Захлопнул дверь и снова повернулся к Андрею.

–  Ну так что случилось-то? С машиной что-нибудь?..

–  Если бы!
– отозвался тот сквозь зубы.
– Подстрелили нашего Сергея Григорьевича. Прямо в компьютерной… Ногу разворотило… И охранника отметелили… До полусмерти, понял?.. Оба сейчас в больничном комплексе…

–  Ну точно - он… - ворчливо заметил тот самый опер, что снимал свидетельские показания с Колодникова в райотделе милиции.
– Я смотрю, без вас, Алексей Петрович, ни одна разборка в городе не обходится… Ну, чего стали? Проходите, проходите…

Обе двери в компьютерную были распахнуты настежь: цельнометаллическая - наружу, решетчатая - вовнутрь. Колодников сделал над собой усилие и под внимательным взглядом оперуполномоченного переступил железный порожек… Подозревает… Конечно, подозревает - вон как уставился!.. Главное - провести подозреваемого мимо трупа… Если раны начнут кровоточить - значит убийца… Или еще кусок раскаленного железа в руку… Раз заорал - стало быть, виноват…

Пострадавших в компьютерной, слава Богу, Колодников не увидел. Ну правильно, их же обоих сразу увезли на комплекс… Может, еще выкарабкаются?.. Опрокинутый стул и отлетевшая на метр плоская квадратная подушечка были в липких пятнах подсыхающей крови. Вот тебе и Сергей Григорьевич, вот тебе и замполит… Перенести усы на место бровей - вылитый Леонид Ильич Брежнев в молодости… «А вот еще был случай: сапогами напалм тушили…» - вкусно выговаривая слова, произнес в голове Колодникова знакомый баритон… И мужик-то ведь, главное, неплохой… Баритон зазвучал снова, снисходительно, с барственной ленцой: «Нет, надо тебя поощрить! Вот только разберусь с финансами - и тут же поощрю…»

Еще одна липкая лужица лоснилась на полу между столом и дверью. А это уже, наверное, из охранника натекло… Ну, из того, из слоноподобного… Обоих нашли в компьютерной… Говорил же, чтобы и компьютерную освятили!..

Колодникова даже удивило, с каким циничным безразличием, а то и с юмором он отмечает все эти страшные подробности. То ли одеревенел, то ли уже успел очерстветь, привыкнуть…

Кроме опера, в подвале присутствовали очередной незнакомец в штатском и оба унылых труженика, сильно бледные и растерянные. «Слаб народ…» - с машинальным злорадством подумал Алексей. Нет, не подумал - подумалось…

–  Осмотрите помещение, - велел оперуполномоченный.
– Только внимательно… Все на месте? Ничего не пропало?

Сторонясь кровавых пятен, Колодников медленно обошел застенок. Повернулся к оперу.

–  Н-нет… Ничего…

–  Ключ от помещения?

Алексей взглянул на край стола. Ключ по-прежнему лежал все там же, на бракованном оттиске рекламной листовки.

–  Вот он лежит…

–  Именно так, как вы его вчера оставили?

–  Да…

Опер коротко взглянул на незнакомца. Тот немедленно взял листовку за краешек и отправил в целлофановый пакет вместе с ключом. «Отпечатки пальцев снимать будут… - с некоторым испугом сообразил Алексей.
– С рюмки уже, наверное, сняли…»

–  Ну, что ж, Алексей Петрович… - задумчиво молвил опер, с интересом разглядывая Колодникова.
– Пойдем поговорим. А то что-то давно не видались…

За волнистыми зеленоватыми стеклами кабинетика смутно сиял погожий апрельский денек (Елки-палки! Сегодня же первое апреля! Ничего себе шуточки!..) да проплывало время от времени расплывчатое цветное пятно - прохожий…

До революции в этом кабинетике занимались любовью. Потом свергли царя и занялись кое-чем другим. В условиях полной звукоизоляции… Потом перестали пытать и, надо полагать, снова ударились в разврат, поскольку особнячок стал гостиницей МВД… Все возвращается на круги своя… Теперь вот в том же самом кабинетике допрашивали Алексея Колодникова.

–  Я вообще не понимаю, что происходит!..
– однообразно жаловался Алексей, протирая очки.

–  Да все вы понимаете… - со скукой возражал ему опер, которого, как наконец выяснилось, звали Геннадием Степановичем.
– Не маленький… Происходит разборка. Причем такая, каких у нас в городе пока еще не было… Группировка Архитектора расправляется с группировкой Полтины. Чего тут не понять?

–  Да, но… я-то тут при чем?

–  А вот это как раз то, что мы и хотим выяснить, - не разжимая зубов, сказал опер.
– Ну сам смотри!.. Что ни стрясется - везде рядом Алексей Петрович Колодников… С Полтиной вы давно друг друга знали?

–  Да вообще не знаком!

–  То есть в ночь с тридцатого на тридцать первое вы со Скуржавым поминали совершенно не знакомого вам человека?

Алексею захотелось закрыть глаза, лечь на пол и тихонько завыть. Какая же сволочь стукнула?.. Борька?.. Да конечно же!.. Вот тварь!..

Проклятье! Губы пересохли… Главное - не облизывать!.. Все изобличенные преступники только и делают, что облизывают пересохшие губы…

–  Шел с работы… - хрипло сказал Алексей.
– В арке меня остановили, велели помянуть… Не отказываться же! Я ж не самоубийца… Да я вообще понятия не имел, что это Скуржавый! Имени такого не знал!.. Мне уж потом сказали, как его зовут…

–  Кто сказал?

Губы все-таки пришлось облизнуть. Первым при Колодникове Скуржавого упомянул Димка…

–  Н-не помню… Кажется, кто-то во дворе… На следующий день…

–  Директорам вы вчера все это рассказывали по-другому…

Б-бли-ин!.. Он же еще перед советом директоров вчера хвост распустил… Идиот!..

Алексей снял очки и, плотно зажмурившись, долго мял двумя пальцами переносицу.

–  Ну, приврал… - с отвращением к самому себе, выдавил он.
– Цену хотел набить…