Светлана снова окажется Ириной, или станет вдруг Анжеликой, доктор превратится в лесника, а школа… Шатов скрипнул зубами.

Лучше бы школа ему только примерещилась. Вот разговор с Драконом – точно бред. Вот пусть и школа будет бредом. Кошмарным сном. Визжащие от удовольствия дети, беспомощное тело на операционном столе, пятна крови на белых халатах… Этого не могло быть на самом деле. Шатов застонал.

Он все равно не сможет лежать вот так, до бесконечности вслушиваясь в тишину и молясь о том, чтобы все жуткое, случившееся с ним вчера, было только бредом. Все равно придется вставать. Вставать и идти. Идти и встречаться. Встречаться и…

Не хочу. Я знаю, что снова все повторится… И не хочу, чтобы все повторилось. Кузнечик, ветер, трава…

Стоп.

Шатов прислушался. Тишина. Полная, кромешная тишина. Не так, как в прошлый раз. Тогда Шатова окружала тишина, состоящая из шороха веток, стрекотания кузнечика и пения жаворонка, из набора звуков, который все именуют тишиной только по привычке. Сейчас же тишина была именно ватной, непроницаемой, состоящей из молчания, из полной глухоты.

Что-то изменилось, подумал Шатов. Что-то все-таки изменилось. Может быть, он, наконец, вырвался из замкнутого кольца? Может, бред отступил, и теперь можно снова подчиняться законам логики, а не следовать приказам зарождающегося безумия?

Прислушаться к своим ощущениям. Не открывая, на всякий случай, глаз. Прошлые разы, просыпаясь, Шатов испытывал чувство, близкое к наслаждению. Покой и умиротворение. Сейчас… Кроме страха снова оказаться лежащим на тропинке, Шатов испытывал… Болезненно пульсировала кровь в правой брови, слегка саднила нижняя губа и ныло тело, как после побоев.

Сколько новых ощущений. Шатов языком провел по губам – металлический привкус. Теперь – ощупать лицо. Но рука не подчинилась. Шатов напряг мышцы, но снова безрезультатно.

Что это, мелькнула паническая мысль. Тело перестало подчиняться? Почему? Шатов дернулся еще раз и застонал от бессилия. Открыл глаза.

Потолок. На этот раз – потолок. Гладкая поверхность, покрытая тонкими узорами обоев. Люстра на две лампы.

Шатов попытался сесть, но не смог.

Черт. Что это с тобой, Евгений Сергеевич? Парализовало? Шатов, насколько смог, приподнял голову. Одеяло прикрывало его тело по самую шею.

Он проснулся в постели. Хорошо это или плохо? И, кажется, в той самой спальне, в которой раскладывал свои вещи. Точно, именно в той. Вон, на стуле лежит полотенце, которое Шатов бросил туда после душа. Так и не приучила его Вита развешивать мокрое полотенце для просушки сразу, не дожидаясь приказа.

Но почему он не может двигаться? Шатов еще раз попытался пошевелить руками, или просто сесть на постели. Не вышло. Тело честно попыталось, мышцы напряглись, но что-то удержало Шатова на месте. Повернуться набок тоже не удалось.

Такое чувство, Женя, что тебя привязали к кровати. Пришнуровали, заботливо укрыв потом одеялом. Чтобы ты, Женя, не сподобился с утра пораньше собрать вещички в сумку и отправиться встречать рассвет. Уж не лунатик ли ты, Женя Шатов?

– Эй! – неуверенно позвал Шатов.

Тишина.

– Есть тут кто живой! – Шатов крикнул громче.

Ситуация начала раздражать его сильнее. Нелепость какая.

– Люди! Кто-нибудь! Эй!

Снова тишина.

Шатов перевел дыхание, запрокинув голову. Господи, нелепость какая. Это он теперь будет лежать здесь вечно, пытаясь докричаться хоть до кого-нибудь. Как грудной младенец, завернутый туго в пеленки. Няня запеленала его и ушла по своим делам. А младенец проснулся и начал кричать.

Черт. Как все-таки унижает чувство беспомощности. Как тяжело обходиться без свободы движений. И хоть бы кто объяснил смысл всего этого. Хоть бы кто-нибудь…

Ему показалось, или кто-то в самом деле прошел за дверью? Еле слышно, но все-таки нарушил тишину.

– Эй, – крикнул Шатов. – Кто там?

Какой, все-таки ограниченный набор призывов на помощь у человека. «Эй”, «помогите”, «караул”… Все? Горим, тону, спасите… Или все-таки заорать «караул”?

– Кто там ходит? Эй!

Дверь тихо, без скрипа, открылась.

– Доброе утро, Евгений Сергеевич.

– Доброе утро, – с облегчением произнес Шатов. – Ты сегодня кто по имени?

– Света, – сказала Светлана, заходя в спальню. – Как себя чувствуете?

– Что-то я чувствую, будто меня привязали к кровати. Странное такое ощущение, – Шатов еще раз дернулся, демонстрируя невозможность подняться.

– Я знаю, – Светлана присела на стул возле кровати.

– Тогда и мне скажи, – потребовал Шатов. – Я тоже хочу знать.

– Вас действительно привязали, – сказала Светлана. – Еще со вчера.

– Не со вчера, – сказал Шатов, – а со вчерашнего вечера. Или еще лучше – вчера вечером. Так правильнее говорить. А привязывать живого человека к кровати – не правильно.