– А вас не вчера вечером привязали. Вас днем привязали. Сразу после того, что произошло в школе, – Светлана осторожно прикоснулась к лицу Шатова, к шраму.

Шатов дернул головой, но Светлана руку не убрала.

– Не получится, – сказала она, нежно проводя пальцами по лицу Шатова. – Я теперь могу вас даже поцеловать.

– Укушу, – предупредил Шатов.

Значит, в школе что-то произошло. Что? Они действительно резали живого человека, потом били Шатова, потом дети, потом…

Света наклонилась к лицу Шатова.

– Света, – тихо сказал Шатов.

– Что? – шепотом спросила Светлана.

– Это не хорошо – использовать беспомощное состояние человека. Это похоже на изнасилование.

– Я знаю, – губы коснулись его лба. – Я знаю.

– Светлана, пожалуйста… – почти простонал Шатов, – не нужно.

– Что ненужно? Или правильнее сказать – чего? – Светлана осторожно поцеловала Шатова в губы.

– Я могу тебя ударить в лицо, – произнес Шатов.

– Ударить девушку?

– Ударить насильника.

– Надо будет еще и голову вам закрепить, – мечтательно произнесла Светлана. – Чтобы вы вообще не смогли пошевелиться.

– Зачем меня привязали?

Светлана потянулась на стуле, подняв руки и взглянув на Шатова – обратил он внимание на ее напрягшуюся грудь или нет.

– У тебя очень красивая грудь, если ты это хотела у меня спросить, – быстро сказал Шатов, – но меня интересует ответ на мой вопрос. Зачем?

– Вам вчера стало плохо в школе, – Светлана встала со стула и подошла к лежащему полотенцу. – Нужно было повесить его просушить.

– Хорошо, повешу, – пообещал Шатов, но Светлана взяла полотенце и вышла с ним из спальни, тихо прикрыв за собой дверь.

Понятно, Шатов? Тебя привязали к кровати после того, как тебе в школе стало плохо. Настолько плохо, что тебя пришлось привязать. Плохо – это в каком смысле? Тебе плохо, или ты мог сделать кому-нибудь плохо? Связывают обычно буянов.

Но он не буянил. Это его били. Это его били, а потом вдруг навалилась боль. От одного воспоминания Шатова бросило в пот. Боль. И голос Дракона. И…

Это уже не первый приступ боли. Его первый день здесь тоже закончился приступом. На площади. Боль. Там, на залитой солнцем площади. И точно такая же – на лужайке, возле детей, убивающих кроликов. Убивающих кроликов на практических занятиях по зоологии. И еще бросающихся под ноги. И еще радостно избивающих лежащего человека.

Думай, Шатов. Соображай. Если что-то произошло дважды, то, значит, в этом есть некая закономерность. Думай.

Хотя, что тут думать? Все…

Нет, Шатов, не все. Вспомни. Просто – вспомни. Уже не то, как ты сюда попал вспомни, это отодвинь подальше в память, чтобы не мешало, а вспомни, что и как с тобой происходило здесь. После твоего первого пробуждения. И после второго. Все было одинаково?

Два приступа. Два. Шатов покачал головой.

Два одинаковых приступа. Одинаковых? Что в них одинакового? Вспоминай.

Внезапность. Да, оба приступа навалились внезапно. Что еще? Он не помнит, что с ним было после приступа. Не помнит совершенно. В первом случае он запомнил только боль. Только невероятную боль. Во втором…

Во втором случае боль также была нечеловеческая. Тянулся приступ дольше, чем первый раз. Или Шатову это только показалось? Или действительно боль тянулась дольше? И потом боль, не прекращаясь, породила бред.

Ад, пламя, боль и голос Дракона. Боль, пламя и обещание Дракона, что… А что он обещал? Что Шатову наяву будет хуже, чем в огненной яме боли? Что Шатов попросит Дракона о помощи? Что, благодаря Шатову, Дракон снова вернется к людям?

Бред. Не думать об этом. Думать о том, что общего в этих приступах. Пока – что общего.

Время. Время, когда боль обрушивалась на Шатова. Около трех часов. Первый раз он посмотрел на часы в кабинете участкового, Ильи Васильевича Звонарева. И время было то ли чуть меньше трех, то ли – чуть больше. Он вышел на площадь, очень захотелось пить. Пошел к кафе… И не дошел.

Второй раз… Шатов облизал губы. Второй раз он взглянул на часы, обнаружил, что уже немного за три и… Приступ. Что-то Шатов еще подумал тогда. Что?

И в первый раз, и во второй. Что? Шатов дернул было рукой, чтобы потереть лоб и выругался. Пеленки не пускают. Совершенно не пускают. Деткам разрешается лежать, плакать, ходить в подгузники и кушать по расписанию.

Кушать по расписанию. И в первый раз и во второй он нарушил расписание. Ему ведь и Дмитрий Петрович, и Светлана напоминали, что обед ровно в два часа. А он решил не возвращаться.