Шрифт:
И вспышка перед глазами.
На это раз – в лицо. Не церемонятся, мальчики. Сволочи. Шатову удалось почти год прожить, не получая ногами в лицо. И вот теперь все началось снова.
Ублюдки.
Шатов перевернулся на живот. Подтянул ноги.
Удар справа.
Больно. Тело завалилось набок.
Встать.
Шатов оперся на руки. Новый удар снова свалил его.
Суки.
Встать.
Опереться на руки, подтянуть ноги. Оттолкнуться от земли.
Удар.
Шатов устоял. Пусть бьют. Нужно только встать. Только встать. Он сможет. Он упрямый. Он упадет только мертвый.
Встать.
Выпрямиться.
Перед глазами плавали цветные пятна. Оттолкнуться от земли. Оттолкнуться и не потерять равновесие. Если бы он мог рассмотреть, с какой стороны последует новый удар. Так было бы значительно легче усто…
Слева, в корпус, хлестко и неожиданно.
Земля больно ударила по лицу. Снова упал? Встать, прошептал Шатов. Встать!
Руки, подтянуть ноги, оттолкнуться от земли…
Удар.
Руки дрожат, но еще удерживают его тело. Подтянуть ноги. Выпрямиться. Только бы земля перестала раскачиваться. Хотя бы на минуту. Он бы успел выпрямиться. Успел…
Удар… Но Шатов устоял. Мальчики притомились. Притомились, суки. Это вам не скальпелями махать.
Шатов помотал головой. Чего же вы не бьете, ублюдки? Вот он я. Стою, не падаю.
Где вы?
Словно сквозь запотевшее стекло Шатов видел два силуэта. Два неподвижных силуэта.
– Суки, – сказал Шатов.
Туман постепенно рассеивался.
– Что ж вы перестали? – спросил Шатов и закашлялся.
Брюнет что-то сказал, но Шатов не расслышал. В голове сухо струился песок, засыпая мысли и чувства.
Сероглазый шагнул к Шатову.
– Ну, давай, – сказал Шатов и попытался сжать кулаки.
Не получилось. Руки плетями висели вдоль тела. Вдоль тела, которое не хотело слушаться приказов.
– Хорошо стоишь, Евгений Шатов, – сказал сероглазый.
– С-стараюсь, – выдавил из себя Шатов.
– Это тебе не за спины ментов прятаться, Шатов. И не безоружному в лицо из пистолета стрелять.
– Это ты о ком?
– Ты знаешь о ком.
– А… – протянул Шатов, – так ты из общества друзей Дракона…
– Нет. Я из общества врагов Охотника, – сероглазый усмехнулся. – Обидно, что тебе наваляли семнадцатилетние пацаны?
– Козлы… – прошептал Шатов.
– Сейчас будет еще обиднее. Готов?
– Пошел ты… – Шатов попытался плюнуть в лицо противнику, но не успел.
Удар согнул его вдвое и швырнул в траву.
Шатов захрипел, пытаясь вздохнуть.
Удар. В лицо. Не очень сильный. Еще один. И еще. В спину, в лицо, в грудь…
Град ударов, частых, словно капли дождя. Удары, удары, удары…
Они были несильные, эти удары. Словно били дети…
Так оно и было. Мальчишки и девчонки обступили лежащего Шатова и сосредоточено, словно выполняя какой-то обряд, били его ногами.
Шатов попытался закричать, но вырвалось из груди только нечто, похожее на рычание.
Унижение? Нет, чушь, не унижение. Ужас, вот что испытывал Шатов. Ужас от того противоестественного, что сейчас происходило с ним и с этими десятилетними мальчишками и девчонками.
Это невозможно. Этого не должно быть. Это неправда.
Кто-то ударом рассек Шатову бровь. Брызнула кровь. Кто-то из детей радостно закричал. Прикрыть лицо. Шатов с трудом подтянул руки к лицу.
Вдруг удары прекратились.
Пришли взрослые и отобрали у детей игрушку?
Шатов осторожно открыл глаза. Дети оставили его и снова с палками в руках принялись бегать по траве.
Серьезные дети. У них практикум по биологии. Попинали дядю, развлеклись и хватит. Нужно заняться делом. Шатов сел. Дотронулся до рассеченной брови и задумчиво посмотрел на окровавленные пальцы.
Милые детские забавы. Куда ушли эти сволочи? Шатов посмотрел в сторону школы. Двое семнадцатилетних парней, подобрав свои халаты, не торопясь, шли к зданию. Не оглядываясь. И, как показалось Шатову, о чем-то переговариваясь.
Шатов перевел взгляд. Светловолосый мальчишка, тот самый, что первым бросился ему под ноги, сидел, прислонившись к ограде, и тихо скулил, прижимая к груди руку.