Дмитрий Петрович, легонько хлопнул себя ладонью по колену:

– Предположим, что мы нашли способ выявлять среди отбросов вашего человечества гениев с первой попытки. И у нас отпала бы необходимость отсеивать шлак. Предположили?

Шатов почувствовал, как неприятно засосало под ложечкой. Вот ты куда клонишь, дедуля. Хочешь, чтобы я признал вас гуманистами? А хрен тебе, потому, что… И бессилие. Ему нечего возразить.

– Если бы мы просто извлекли из мусорок и свалок почти три тысячи одаренных детей, дали им образование, развили их таланты? Кем бы мы были? Кем, Евгений Сергеевич? Убийцами? Мерзавцами, которые спасли только три тысячи, а не больше?

– Почему сытый ублюдок, сунувший детскому дому подачку – мешок муки или сахара, а зажравшийся чиновник, наконец выделивший интернату компьютер, становятся героями, а мы вдруг выглядим преступниками в ваших просвещенных очах?

Дмитрий Петрович уже смеялся, глядя в лицо Шатова, смеялся искренне и зло.

– Звезды приезжают в детский дом, чтобы спеть и оставить деткам свои плакаты – да здравствует звезда!

– Но вы же убиваете!

– А убить, или оставить умирать по вашему уголовному кодексу – одно и то же. Преступное бездействие. Мы за все время отсеяли около пяти тысяч детей, – Дмитрий Петрович увидел, как дернулась щека Шатова, поднял руку, – пять тысяч. Своим действием мы уничтожили пять тысяч детей. За десять лет. А сколько вы своим бездействием уничтожили детей? Сто тысяч? Двести? Миллион? А сколько талантов захлебнулось в той грязи, в которую вы их толкнули? Вы считали?

Шатов сжал кулаки, потом с усилием разжал пальцы и провел по лицу, нащупывая шрам. Что он может возразить? Ничего. Пустота. Ничего, кроме мерзкого ощущения правоты Дмитрия Петровича. Правота эта была преступной, порочной, кровавой и грязной, но возразить ему было нечего.

– Не уподобляйтесь гуманистам, которым жалко убитых коровок, но которые очень любят говядину, – Дмитрий Петрович оперся руками о колени и встал. – Составите мне компанию прогуляться?

– А вы, кстати, не боитесь, что я сбегу? – спросил, вставая с тахты, Шатов.

– Нет. Вы разумный человек, и…

– Что вы говорите? А ведь вчера я был буйным безумцем…

– Вы слышали о варварах, Евгений Сергеевич. Но вы мало о них слышали.

– Достаточно, – бросил Шатов, выходя из дому.

– Вы и из-за них будете называть меня убийцей? – Дмитрий Петрович спустился по ступеням, наклонился и сорвал цветок.

– Их вы тоже спасаете?

– А почему бы и нет? Почему бы и нет? – Дмитрий Петрович оторвал лепесток.

Еще один. Еще. Шатов подождал, пока упадет последний лепесток.

– Любит?

– Что? – переспросил Дмитрий Петрович.

– Вы гадали «любит не любит»?

– Я просто обрывал у цветка лепестки. Мог бы еще обрывать лапки жукам, но с детства брезглив. А вам нужно придумать значимое объяснение всему. Это вас и погубит. Рано или поздно.

– Нас – это Евгения Шатова, или все человечество?

– Все человечество. И вас, Евгений Шатов, в том числе, – Дмитрий Петрович медленно двинулся по тропинке в сторону реки, предоставив Шатову почетное право идти следом.

Железная логика у них. Непробиваемая. И действительно – возразить нечего. Они замечательно придумали для себя оправдание. Или это мы придумали оправдание для них? Мы сами?

Мы вообще умеем придумывать оправдание для всего. Для войн, для трусости, для подлости – для всего. И если захотим, то все получится красиво. Настолько, что мы сами поверим в это. И других убедим. И заставим поверить, и накажем скептиков.

Дмитрий Петрович остановился на берегу.

– Зачем это все? – спросил Шатов.

– Зачем? – Дмитрий Петрович поднял голову, рассматривая что-то в небе. – Вы еще не поняли, что мир приближается к пропасти?

– Серьезно?

– Серьезно. Мир приближается к пропасти с очень серьезным выражением лица. И из самых лучших побуждений. Некоторые это почувствовали, и даже пытаются искать средства спасения.

– Себя или мира?

– У кого на что хватает воображения. Помельче – себя. Покрупнее – мира. Но они пока не нашли единственного способа, как этот мир спасти.

– А вы, значит…

– Значит. Мы нашли единственный способ, как спасти этот мир. Для начала – эту страну.

– И как же?

– А как спасали королевства и царства. И таки спасали, между прочим. Не нужно ничего придумывать – все уже давно известно. Очень давно. Безумно давно, – Дмитрий Петрович оглянулся на Шатова, и тому показалось, что в глазах собеседника светятся багровые огоньки.

Закат, через секунду понял Шатов. Всего лишь закат.

– Эту страну нужно захватить. Подчинить себе. Навести порядок. Воспитать новых людей.