Между черным зеркальным баром и обеденным залом находились стеклянные аквариумы, из которых посетители выбирали себе на обед рыбу. Доннер и Грандиг сперва зашли в маленький тихий бар. Они выглядели как пара торговцев алмазами или произведениями искусства, которые отмечают в чужом городе прибыльную сделку.

— Почему вы выбрали Амстердам? — спросил Грандиг.

— Здесь можно сохранить тайну.

— От кого?

— От всех, кроме нас с вами, — ответил Доннер. — Вы никому ничего не говорили?

Доннер доверял только двум людям — Грандигу и Вейнтраубу.

— Пока что нет, — сказал Гардинг. — Харден провел две ночи в Кронберге, в «Шлосс-отеле». Это рядом с Ашаффенбургом. Он ездил на машине, взятой напрокат в Везеле. Как он попал в Везель — пока что неизвестно. Когда он въехал в страну, тоже неизвестно — никаких записей не обнаружено.

— У него есть яхта, — предположил Доннер. — Вероятно, он поднялся по Рейну.

— Конечно. Это запросто... А кто он, собственно, такой?

— Пока не могу вам сказать. Это известно только мне и Вейнтраубу.

— Неофициальное расследование?

— Да.

Грандиг покрутил в руках свой бокал.

— Не очень-то хорошо, когда слишком много колес крутится внутри других колес.

Доннер улыбнулся.

— Считайте это моей инициативой.

— Вы знаете, что за вами наблюдают?

Доннер скрыл потрясение за улыбкой. Сердце глухо застучало.

— Спасибо, что сообщили.

— Я доверяю вам, — сказал Грандиг.

— Только зачем за мной следить?

— Вас обвиняют в нарушении дисциплины и чрезмерной независимости. Я не знаю, от кого это исходит, но уверен, что вам несложно догадаться.

Доннер кивнул.

Грандиг продолжил:

— Вероятно, что-нибудь аналогичное этому случаю с Харденом.

— Грандиг, я играю в эти игры уже тридцать лет, и опыта у меня больше, чем у большинства новичков.

— Это не означает, что вас за это любят.

Грандиг взял меню и несколько минут изучал его. Затем спросил:

— Что мне предпринять по делу «Дракона»?

— Мне бы хотелось, чтобы вы ничего не предпринимали, если это ничем вам не угрожает. Мы знаем, что Харден не представляет угрозу для наших интересов. А немцы пусть себе бегают. В конце концов им надоест.

— Может быть, и нет.

— Почему?

— Тот американский сержант идет на поправку.

— Он помнит имя?

— Сейчас он не помнит даже собственного имени.

— Вы можете сделать что-нибудь, чтобы ситуация не изменилась?

— Немножко поздновато, — сказал Грандиг. — Теперь, когда он пришел в сознание, это будет выглядеть неестественно.

Они заказали обед в баре. Официант повел их в обеденный зал, остановил у аквариума, чтобы Доннер выбрал себе форель. Доннер оглядел десяток рыб, плавающих в прозрачной воде.

— Вон ту.

Официант опустил в аквариум сачок. Рыбы испуганно прижались к стенкам аквариума, но он успел поймать жирную форель, выбранную Доннером.

— Здорово!

Официант вытащил сачок из воды. Форель яростно боролась, шлепая по воде хвостом, и встала в сачке почти вертикально.

— Держите ее! — засмеялся Грандиг.

Могучим усилием блестящего тела рыбина вырвалась из сачка и шлепнулась в воду. Официант бросился снова ловить ее.

— Не надо, — сказал Грандиг. — Пусть плавает. Поймайте другую. Она заслужила право еще немножко пожить на свете.

— Какую, сэр? — спросил официант, вытаскивая сачок из воды.

— Ту же самую, — сказал Доннер с улыбкой.

Он смотрел, как форель кружит по аквариуму, возбужденно работая хвостом.

— Ту же самую, — повторил он. — Поймайте мне ее.

Каллинг почувствовал облегчение, когда услышал, что Харден берет с собой африканского врача, но не надолго. Корнуэльцу приходилось провожать в море много яхт. Во время подготовки «Лебедя» к плаванию он увидел, что Харден запасается для долгого плавания, а не для прогулки вдоль северо-западного берега Африки. Три каюты были набиты припасами доверху.

В форпике — носовой части — хранились паруса, тысяча шестьсот футов канатов в полдюйма толщиной и два запасных якоря-плуга. Якоря были сложены позади парусных мешков, по одному с каждой стороны для равновесия. Третий якорь, «Данфорт», занимал рундук под сиденьем в кокпите.