– Виктория, – прервала ее размышления дежурная. – Я ухожу. Ты закроешь?

– Да, конечно.

– Не забудь проверить все окна и включить сигнализацию.

– Посетители все ушли? – спросила Вика.

Она любила оставаться в музее одна, в полутемноте, окруженная старыми вещами, запахом лака, дерева и пыли. Мама с детства брала ее с собой на работу, и все тут, от наконечника каменного топора до штыка времен первой мировой войны, было ей родным и знакомым.

– Мы с тобой одни остались, – ответила дежурная. Она уже оделась и торопилась уйти. – У моего Пашки день рождения, – ребята придут. Надо хоть картошки сварить, салатик какой-то сделать… Я побегу!

Вика проводила ее, заперла дверь и вернулась в «дворянский зал». Свет почти везде был потушен, но она могла ходить по музею с закрытыми глазами. Проходя по залу старинного оружия, девушка услышала слабый шорох. Наверное, мыши! Надо будет завтра сказать маме.

Почему она осталась? Ей захотелось побыть одной, подумать… Да и бумаги кое-какие привести в порядок. Но работа не ладилась. Неясное беспокойство мешало сосредоточиться. Вике показалось, что за ней кто-то наблюдает из-за пыльных портьер.

– Что за ерунда! – рассердилась она на себя. – Не хватало только превратиться в такую же трусиху, как Макаровна!

Макаровна убирала в музее, но только в присутствии кого-то из сотрудников. Она работала так давно, что сама стала чем-то вроде экспоната. К ней привыкли и не обращали внимания на ее причуды. Макаровна любила повторять, что в музее обязательно произойдет что-то ужасное…и ни за что не хотела оставаться одна. Поэтому уборку она делала утром, до открытия, когда приходил кто-то из работников музея.

Над уборщицей добродушно подшучивали, но она неизменно твердила свое.

– Я вижу кровь, – говорила она. – Много крови… Я боюсь.

Мама рассказывала Вике, что в детстве Макаровна стала свидетелем страшного убийства. Пьяный сосед зарубил топором своего собутыльника…прямо на глазах маленькой девочки, которая была одна дома. С тех пор Макаровна немного не в себе. Она не могла как следует учиться в школе, и ничего, кроме мытья полов, так и не научилась делать. У нее было много разных забавных причуд, но она была тихая, трудолюбивая и очень аккуратная.

Вика чаще других приходила по утрам и оставалась с уборщицей, пока та наводила порядок в залах и подсобных помещениях. Ей всегда было смешно, когда Макаровна вздрагивала и поднимала гвалт из-за каждого шороха, каждого подозрительного звука.

Однажды в музей забрел бродячий пес и улегся спать, забравшись в угол между шкафом и этажеркой. Макаровна, которая не очень хорошо видела, ткнула туда шваброй… Что тут началось! Собака взвизгнула и подскочила, бросившись опрометью из комнаты. Но гораздо громче вопила от страха и носилась взад-вперед уборщица, которую еле-еле успокоили. Она ни за что не желала признавать, что причиной ужасного переполоха послужил пес, который сам так испугался, что вся шерсть у него встала дыбом.

Вика не хотела быть похожей на трусливую Макаровну, но…сегодня ей было не по себе.

– Пойду домой! – решила она. – Все равно я ничего не делаю, а только прислушиваюсь…

Она встала и потянулась к выключателю. В этот момент что-то хрустнуло, или кто-то очень тихо крался в темноте по залу с оружием.

– Воры! – промелькнуло в сознании Вики. – Надо вызвать милицию…

В приемной Игната было холодно. Он любил открывать окна настежь, и в них, вместе с ветром и шумом города влетали колкие снежинки.

Экстрасенсу было всегда тепло, а вот его посетители мерзли и ежились, но только до того, как входили в святая святых, – комнату с высоким темным потолком, испещренную иероглифами, похожими на руны. [28] Игнат называл комнату «лаборатория». Здесь горел камин, над которым висел старинный меч в черных ножнах; на низком полированном столике переливался и мерцал магический хрустальный шар.

Игнат питал нешуточную страсть к холодному оружию. Но не всякому, а только к самому лучшему. Этот самурайский [29] меч достался ему от деда, который когда-то отдал за него баснословную сумму. Предки Игната все были людьми образованными, весьма состоятельными, отличались экстравагантным поведением и странными привычками. Судьбы у них складывались непросто, и каждую можно было использовать, как сюжет для приключенческого романа.

Экстрасенс ходил по «лаборатории» из угла в угол, не понимая, что с ним происходит сегодня. Он даже не смог принять двух своих постоянных клиентов, – вынужденно отказав им по телефону. У Игната иссяк запас энергии, которую он применял в своей работе и считал неисчерпаемой. Им овладела какая-то трагическая истома, – именно так он охарактеризовал бы свое эмоциональное состояние в настоящий момент, – причем источник такого «наезда» оставался ему неизвестным.

«Энергетический удар» Игнат почувствовал еще утром, но кое-как проработал до пяти вечера, пока окончательно не выдохся. Странно, но самурайский меч все сильнее притягивал к себе его внимание. Экстрасенс хотел отдохнуть, набраться сил, и прилег на кушетке в соседней комнате. Ничего не вышло! Он вынужден был встать и прийти сюда, к мечу, который действовал на него подобно сильнейшему магниту.