И он заговорил о другом.»

– Я знаю, что там на самом деле с вами случилось, – сказал Ваня, Красногорский-младший, когда они снова встретились два дня спустя. – Хотите, скажу?

Станислав смотрел на него сквозь зажмуренные веки и слушал, как сердце вдруг принялось толкаться в ребра изнутри – глухо и неровно. На хрен ты мне сдался с твоими откровениями, подумал он с неожиданной злобой, но вслух проговорил совершенно спокойно:

– Н-ну что ж… Скажи, если хочется.

– Они вас опустили… – сказал Ваня, а когда Станислав от удивления широко раскрыл глаза, пояснил: – Изнасиловали.

– Откуда ты это взял? – сказал Станислав ошеломленно.

– Знаю. Вы их нашли?

– Нет.

– Найдете?

– Не знаю.

– Надо найти. Если хотите, я возьмусь за это дело.

– Пятнадцать лет прошло, – проговорил Станислав медленно. – С гаком. Пора бы и забыть.

Многое и многое он забыл. Но несколько картинок осталось…

Пасмурное небо. Качающиеся вершины сосен. Пустая канистра летит, кувыркаясь, и продолжает кувыркаться, подскакивая среди вереска… И вонючий холодок быстро подсыхающего бензина… И – нет зажигалки. Нет. НЕТ ЕЕ!..

Хорошо бы, все-таки, забыть об этом совсем, подумал он.

– Некоторые вещи забывать нельзя, – сказал Ваня, блестя глазами. – Есть вещи, за которые мало убить, надо – замучить.

Сердце снова сделало перебой.

– Откуда ты взял эти слова? – спросил Станислав, преодолевая накатившую дурноту.

– Какие?

– «Мало убить – надо замучить»?

– Не знаю, – сказал Ваня с удивлением. – Какая разница?

Разница была, и довольно существенная, но Станислав больше не желал говорить об этом.

– Ладно, – сказал он. – Продолжим. Что ты еще умеешь?..

«…Две темы занимали его. Во-первых, он вдруг высказал любопытнейшее наблюдение по поводу моей папки. (Я видел теперь, что он безусловно внимательно прочитал все дела и не просто прочитал – он проанализировал их и весьма основательно.) Он заметил нечто общее и нечто важное, некий пусть странный, но вполне определенный мотив у тех, кто хотел ему добра и к кому он сам относился как минимум нейтрально, а именно: все они хотели, чтобы он уехал из Питера.

Саша Калитин – звал в Москву.

Габуния, мамин ухажер и грядущий отчим, – намеревался всех увезти к себе в Поти (или в Батуми?).

Писатель Каманин рекомендовал его в Индию… Свежепокойный Академик – на два года в Беркли…

Тут он замолчал, терпеливо наблюдая, как я перевариваю сказанное, а потом добавил, как бы сквозь зубы: «А если бы дети родились благополучно, мы все должны были переехать в Минск…»

Переоценить это его наблюдение было невозможно. Я тут же мысленно добавил сюда физика Шерстнева, старания которого означали для Красногорова – лейкемию, может быть, и не обязательно, но уж безнадежно далекий от Питера Арзамас-16 или иную дыру той же степени отдаленности – без всякого сомнения. Было ясно, что наблюдение безукоризненно точное, но и пяти минут хватило, чтобы понять, как мало оно нам добавляет по существу.

Однако, мы поговорили об этом некоторое время.

– Ну что же, – сказал я в заключение (как бы шутливо, но на самом деле вовсе не шутя), – значит столицею вашей будет Ленинград. Замечательно. «И перед новою столицей увяла… или померкла?.. старая Москва…» как что-там какая-то вдова…

Он снова кривовато ухмыльнулся, но это была – ВСЯ его реакция. На самом деле, другая тема его сейчас интересовала гораздо больше. Мягко, осторожно, иносказаниями принялся он выяснять мое мнение по вопросу: а нельзя ли как-то поставить прямой эксперимент? Спровоцировать, скажем, нападение… или даже – организовать некое нападение… В конце концов, если определенные сверхъестественные свойства и в самом деле ему присущи, надлежит, наверное, их каким-то образом тренировать, не так ли?..

«ТАК!!! Именно ТАК!» – хотелось закричать мне во весь голос. Наконец-то, кажется, он чего-то ПОЖЕЛАЛ. Но я, разумеется, кричать не стал, а самым спокойным образом разъяснил ему положение дел. Если нападение НАСТОЯЩЕЕ, он рискует жизнью, здоровьем и так далее; если же оно, так сказать, экспериментальное, то, скорее всего, ничего не произойдет вообще – Рок не станет расходовать заряды по пустякам. Он ухватил суть дела моментально.

– А если я не буду знать, настоящее это нападение или экспериментальное? – спросил он. – Можно ведь организовать все так, чтобы я заранее не мог ничего знать сколько-нибудь определенно.

– Организовать это можно, – согласился я. – И вы ничего знать не будете. Но Рок – будет. А решения принимает Рок, а не вы… ПОКА, – добавил я по возможности многозначительно.

Он и это, оказывается, понимал. Более того, – небрежно, на меня не глядя, как нечто само собою разумеющееся – он бросил:

– Да вы же, наверное, уже все эти эксперименты проделали, Веньямин Иванович… – и вдруг глянул мне прямо в глаза. – Или нет?

Черт возьми! Это был другой человек! Это был и в самом деле ОН – большими буквами, самыми большими! Наконец-то я увидел свет в конце туннеля, и свет был яркий, слепящий и обжигающий.