– На этот счет она мастерица. Как собака, которая зарывает косточки в саду.

– Я слышал, ваша собака гналась за человеком, который в вас стрелял, прогнала его из ваших владений.

– Похоже, вам все известно о наших делах.

– Мы здесь всегда все знаем, – сказал полковник Пайкавей.

– Нашей собаке удалось его как следует цапнуть, и у нее в зубах остался клочок его брюк.

– Молодчина! – похвалил полковник Пайкавей, выпуская клубы дыма. – Простите меня за то, что пришлось так срочно за вами послать, но мне нужно было вас видеть.

– Вам, конечно, известно, что у нас в последнее время произошли довольно неожиданные события.

– Почему вы думаете, что я об этом знаю?

– Потому что вы всегда знаете, что делается на свете.

Полковник Пайкавей рассмеялся:

– Ха! Цитируете мне меня же, а? Ну да, именно это я всегда говорю. Мы знаем все. Для того мы и существуем. Что, она была на волосок от гибели? Я говорю о вашей жене, как вы понимаете.

– Ну, я бы не сказал, что на волосок, но дело могло оказаться достаточно серьезным. Вам, я думаю, известны все детали или же вы хотите, чтобы я вам что-то рассказал?

– Расскажите-ка мне все, только по-быстрому, если вам не трудно. Есть одна деталь, которая мне неизвестна. Я имею в виду Лоэнгрина. Ло-хен-грин или гринхен-Ло. До чего она сообразительна, ваша жена! Разгадала эту загадку. Полное идиотство, конечно, и тем не менее разгадала.

– Я привез вам результат этого дела, – сказал Томми. – Мы спрятали его в ларе для муки до той поры, когда мне удастся к вам приехать. Не хотелось посылать по почте.

– Разумеется. Вы были совершенно правы.

– Это небольшая жестянка – ящичек из жести, даже не из жести, а из какого-то другого металла, немного получше, чем жесть. Он висел в Лоэнгрине. В голубом Лоэнгрине, то есть в Кембридже. Это садовая скамеечка из фарфора Викторианской эпохи.

– Я еще помню такие. У меня была тетка, она жила в провинции, так вот у нее в саду стояла пара таких скамеечек.

– Ящичек прекрасно сохранился, он был зашит в парусину. Внутри лежали письма. Сами письма немного пострадали от времени, однако я думаю, что с помощью специалистов…

– Да, такие вещи мы умеем делать.

– В таком случае вот они, – сказал Томми. – И кроме того, вот здесь наши заметки – то, что мы с Таппенс слышали, то, что нам говорили, и так далее.

– Какие-нибудь имена?

– Да, три или четыре. Что касается ключа «Оксфорд и Кембридж» и упоминания о студентах из Оксфорда и Кембриджа, которые приезжали в наши места, то мне кажется, они не имеют другого значения, кроме того, что указывают в конечном счете на эту фарфоровую скамеечку.

– Да-да-да, во всем этом есть кое-что очень интересное.

– После того как в нас стреляли, я, естественно, позвонил в полицию.

– Совершенно правильно.

– На следующий день меня пригласили в полицейский участок, где я разговаривал с инспектором Норрисом. До тех пор мне не приходилось с ним встречаться. Он, должно быть, служит недавно?

– Ну да. Вполне возможно, что он назначен туда специально, – сказал полковник Пайкавей, выпуская очередную порцию дыма.

Томми закашлялся.

– Вам, верно, все об этом известно.

– Да, я знаю о нем, – подтвердил полковник Пайкавей. – Мы здесь знаем абсолютно все. На него можно положиться. Он отвечает за это расследование. Местные люди, возможно, сумеют выяснить, кто за вами следит, пытается все о вас разузнать. Как вы думаете, Бересфорд, может быть, вам с женой стоит на время уехать из дому?

– Мне кажется, это невозможно.

– Вы хотите сказать, что ваша жена не согласится? – уточнил полковник Пайкавей.

– Опять выясняется, что вам известно решительно все, – сказал Томми. – Я уверен, что сейчас никак невозможно заставить Таппенс уехать из дому. Она не больна, не так уж серьезно ранена и уверена в том, что мы наконец на что-то вышли. Мы еще не знаем, что это такое, не знаем, что будем делать дальше и что еще раскопаем.

– Ищите и ищите, смотрите вокруг, – сказал полковник Пайкавей. – Это единственное, что сейчас можно делать. – Он постучал ногтем по металлическому ящичку. – Этот контейнер кое-что нам прояснит. Он откроет нам именно то, что мы давно стараемся узнать. Что это были за люди, которые много лет назад занимались грязными делами у нас за спиной.

– Но конечно же…

– Я знаю, что вы хотите сказать. Вы хотите сказать, что, кто бы ни был этот человек, его уже нет на свете. Вы совершенно правы. Но это проливает свет на то, что именно тогда происходило, каким образом был запущен весь механизм, кто оказывал помощь, кто был инициатором, а кто – преемником, то есть кто продолжал то же самое дело. Простые, обыкновенные люди, которые сами по себе мало что значат, однако для нас они могут оказаться гораздо более важными, чем мы можем себе представить. А еще те, которые были связаны с этой группой, как теперь принято называть – сейчас что ни возьми, все называется группой, – теперь в этой группе совсем другие люди, но идеи у них те же самые, та же страсть к насилию и жестокости, те же связи с другими такими же группами в самых разных местах. Это особая техника. За последние пятьдесят, а то и сто лет мы тоже ее усвоили. Усвоили и научились тому, что если люди соединятся между собой, если они организуют тесно сплоченную группу, то они могут творить чудеса, и, кроме того, они могут вдохновить других, заставить их делать то, что считают нужным.