Вольный Владимир Александрович
Шрифт:
Элины, девушка преображалась, и они втроем, щебечущими птицами носились по всему поселку, излучая радостное настроение… Глядя на нее, я не мог понять, о чем меня просила старая жена умершего вождя, и что могло случиться, после чего я должен буду взять ее под свою защиту?
Особняком стояла Ульдэ. Девушка жила одна в своей землянке, и ни разу никто не видел, чтобы она привела к себе мужчину. Ната предположила, что у северянки что-то с психикой — не иметь друга не считалось обязательным, но при явном дефиците мужчин в долине, столь явное пренебрежение ими, вызывало недоумение… Я помалкивал, помня о просьбе смуглолицей девушки, и порой жалел ее… а также и том, что отказал ей, в минуту ее душевного порыва. Мужчин, на самом деле, было мало, а из тех, кто оставался, не все годились в мужья. Сыч сознательно повыбивал самых крепких и здоровых, рассчитывая таким образом запугать оставшихся. Своей цели он достиг — в прерии теперь находилось всего около семидесяти человек, носящих штаны от рождения. Девушек и женщин насчитывалось около трехсот — болезни, хищники и банда значительно сократили и их число. И неудивительно, что им приходилось, самим выбирать, а порой и отбивать у соперницы спутника. Наш пример, как и пример индейца, далеко не мог послужить образцом для подражания… Нас не осуждали, но и не все решались ему следовать. Бугай, при всём том, что многие девушки сохли по могучему парню, так и не определялся в выборе невесты, а Туча, потерявшая всякое терпение, без конца пилила его за это — старуха хотела дождаться появления внуков.
Это была головная боль для нас всех… Прошло больше года с того момента, как уцелевшие после катастрофы люди, разбрелись по всей долине, и ни в одном стойбище, при довольно вольных нравах и полном отсутствии средств предохранения, не зародилось новой жизни. Что-то случилось со всеми нами, и наш Док был убеждён, что изменения коснулись именно этой области.
Природа не хотела, чтобы у людей было потомство… С какой-то стороны, это облегчало наше существование — не возникало забот, которые могли появиться с рождением ребенка. С другой — это пугало неотвратимостью дальнейшей перспективы. Получалось, что со смертью последнего человека, на земле воцарятся одни лишь животные, а у них, в отличие от нас, с этим все было полном порядке!
За прошедший год произошло многое: полностью преобразилась земля, на которой мы жили, устоялись и приняли своё направление маленькие речушки, перестала, или, почти перестала, трястись земля под ногами — землетрясения, столь частые в первые месяцы, теперь почти сошли на нет. Не было и намека на настоящую осень, а судя по счету дней, который мы вели, уже было начало декабря… Так же ровно грело новое солнце, понемногу — очень редко и очень слабо, неестественно розовое небо, стало просвечиваться голубыми прожилками, и тогда получалась феерическая картина из разноцветных полос, переливающихся всеми цветами радуги, над нашими головами. Было очень тепло днем и слегка прохладно ночью. Мы не знали, что творится за недоступными хребтами гор, или другим берегом Синей реки — там выросли по берегам могучие деревья, и они не давали возможности увидеть ничего, даже с вершины нашей скалы. Возможно, что от страшных, ранее налетавших бурь и иссушающих ветров, нас спасал именно горный хребет — на его вершинах постоянно клубился туман. С севера, иногда, налетал шквальный ветер, несущий с собой кратковременные заморозки, чаще всего, ровно на одну ночь. В целом, в прерии и окрестных лесах, стояла устойчивая и тёплая погода. Давно отпала надобность в тёплых одеждах. Теперь вышли на первое место шкуры, очищенные от меха и многократно вымоченные в растворах, придающих им мягкость и легкость. Не желательно было ходить без обуви, даже по мягкому мху. Ступни просто начинали гореть — кожа облазила и покрывалась струпьями. Эта беда обходила стороной всех животных, кого перерождение наградило своеобразными лапами, так напоминающими своими формами перевёрнутые блюдца… Но человеческие ноги для такого не годились. Так же не стоило долго находиться на открытом солнце, по той же причине. Тот, всеми любимый ранее, загар, ради которого когда-то ездили отдыхать к теплым морям, теперь стал просто опасен — те, кто часто и подолгу бродили под лучами светила с голыми торсами, получали сильнейшие ожоги. И даже Док не знал, как помочь им, мучившимся от долго не заживающих волдырей. Само солнце тоже изменилось — оно, словно уменьшилось в размерах, и смотреть на него становилось не так легко, как раньше. Нам, привыкшим всю свою жизнь, видеть его в слепящем лавовом цвете, пришлось еще раз привыкать к багровому оттенку, который сверкал и горел, словно плавящаяся сталь в горне у кузнеца.
Ульдэ изловила в силки небольшого зверька, размером с кошку. Он имел очень крупные уши, мохнатые и округлые, закрывающие всю его мордочку. Зверек очень смешно взмахивал ими, когда кто ни будь их почесывал. Глаза зверька, несколько выпученные, жили отдельно друг от друга — каждый смотрел по сторонам вполне самостоятельно. Чем-то он напоминал нам лемура, хотя, взяться такому здесь было просто не откуда. Док высказал предположение, что, не успокоившись тем, что почти полностью изменились все имеющиеся виды животных, природа решила создать еще и новые… В это можно было верить, или сомневаться, но они, появляясь словно ниоткуда, очень быстро заполняли ту или иную нишу и среду обитания… Охотница вначале хотела его съесть, но потом, сжалившись, оставила для забавы. Зверёк быстро подружился с нашим мальчиком, тот смог приручить его, и они вместе играли и возились в укромных уголках, близ скалы и форта. Питался он растениями, почти всеми, без разбору, так что проблем с его кормежкой не возникало. Но однажды, когда мы, по обычаю, собрались на вечернюю трапезу, на свет костра прилетел громадный жужжащий нетопырь, он был размером с прежнего воробья! Укус такого был бы более, чем неприятен. Мы повскакивали и принялись отгонять его ветками, желая прогнать от накрытого стола. Салли удалось загнать насекомое под навес, где готовили пищу и под которым как раз восседал наш зверек, с интересом следивший за суматохой. Он заметил, присевшую на камень тварь, и, в мановение ока, слизнул ее длинным, буквально выстрелившим вперед, язычком. После этого мы уже специально стали запускать его в дома, перед сном, и он с удовольствием очищал их от малоприметных и чрезвычайно зловредных паразитов. На наше счастье, мы ни разу не замечали мелких — вроде комаров, или блох — они либо исчезли совсем, либо стали несколько другими… Возможно, теперь они предпочитали питаться не кровью, а цветочной пыльцой, и у нас не возникало проблем, которые могли возникнуть от их укусов.
Вернулся индеец. Он рассказал много интересного. Сыч уже был известен людям на окраинах… Не все хотели платить установленный нами налог, но и поселок у озера, не мог один нести эту тяжелую ношу. Завуалированная дань
— разве что без обязанности поставлять в клан людей — оставалась тяжким бременем для жителей прерий. Некоторые высказали желание с этим покончить, в основном те, у кого бандиты увели или убили близких в недавнем прошлом.
Но были и такие, кто предпочёл ни во что не вмешиваться, выбрав для себя позицию выжидания. Они стремились покинуть самую обжитую часть прерий и уйти подальше, полагая, что там наши посланцы их не достанут. Говоря это,
Сова скептически усмехался — покинуть долину не мог никто… Дорога, по которой прошли когда-то Салли и Бен, ушла полностью под воду. Болота, на удивление, не высыхали, а только расползались в стороны. Их западный край полностью перекрыл тропу меж скалами и болотом, и теперь, попасть в Город мертвых, можно было только вдоль берега Синей реки, или, тайным проходом, который обнаружил Сова. Через заражённые взрывом земли не проникло ни одного существа, они тянулись до самого горизонта, однообразно мрачные и пустые. Там ничего не росло. Те, кто рискуя собой, пытались разведать желтые земли, пропадали бесследно… Учитывая, что болота были практически непроходимы, а на севере дорогу преграждал провал — выхода из долины не существовало. Идея Стопаря, построить хороший плот и на нем пересечь реку, понимания не встретила — очень часто, без всяких видимых причин, в водах появлялись сильнейшие завихрения и водовороты, и даже громадные стволы, которые иногда проплывали мимо нас, попадая туда превращались в щепы… А мой рассказ о чудовищном ящере, сожравшем преследовавших нас крыс, вовсе отвратил желающих попытаться достичь противоположного берега.
Меня волновал и изредка появляющийся дымок на северо-западе. Нарождающийся вулкан мог всех нас поднять прямо на небо — это была еще одна возможность покинуть замкнутое пространство долины. Но такого желания у нас, сумевших выжить в нечеловеческих условиях, не возникало. Я хотел со временем навестить местность, где когда-то жил — за опасным холмом нужно было следить… К сожалению, этому мешала постоянная мысль о том, что нам нужно присматривать за Сычем и его людьми, не отвлекаясь на другие дела. Мы не имели возможности держать под контролем всех бандитов. Они неплохо ориентировались в предгорьях и могли незаметно скрыться под покровом ночи, среди скал и ущелий. Под наблюдением постоянно держали только пустошь. Но, вздумай Сыч повести своих по-прежнему, южному пути, он мог бы пройти незамеченным. Но, учитывая такую возможность, я вынуждал охотников добывать зверя именно в том направлении, и они вряд ли пропустили бы такую массу вооруженных людей, не сообщив нам о начале нового вторжения.
Мы оказались отрезанными от всего остального мира, и, в какой-то мере, это заставило нас привыкнуть к тому, что с нами случилось. Природа, или что-то, чему никто не знал названия, породила множество новых форм жизни, и обратных шагов не делала… В прериях и предгорьях становилось все больше животных и птиц, и среди последних встречались гиганты, не уступающие первым. Нами был замечен орел, чуть ли ни втрое больше, самого крупного ворона. Такой мог спокойно поднять в воздух человека или разорвать его своими страшными лапами — возникни у него такое желание. Завидев его, охотники спешили укрыться в кустарнике — стрелять в такую птицу было равносильно самоубийству… На наше счастье, подобных гигантов встречалось мало. Они, крайне редко, появлялись в прериях, предпочитая летать среди снежных вершин. Зато волки и дикие собаки стали чаше наведываться в степи