Вольный Владимир Александрович
Шрифт:
— Людям всегда хотелось во что-то верить. Я не вправе их осуждать за это.
Лично я — не верю ни во что. Если и есть какая-то сила, которая для меня непостижима, то посредники меж ней и мной мне не требуются. А насчет молитв… С лица земли стерты миллиарды. Многим ли помогли их просьбы о милосердии? И перед кем? Глупо было бы думать, что комета — если Док не ошибся — стала бы изменять свой маршрут, внимая голосам с земли. Это — неуправляемая стихия, и все… Кстати, что-то я не заметил среди уголовников особенно верующих в кого бы то ни было! Однако, небо их, почему-то, пощадило…
— А как же Сова? Он ведь тоже верит?
— Сова — потерявшийся в реальности и вымысле человек. Он искренен, в своем желании жить по законам своих предков, хотя я сомневаюсь в том, что в его крови есть кровь индейцев. Но он, по крайней мере, не навязывает этой веры другим. И пусть он поклоняется духам, я считаю, что он гораздо ближе к земле и к небу, чем Святоша, с его угрозами о вечных муках или обещаниями райского блаженства… Кстати, Сова никогда не говорил о том, что после смерти мы еще можем на что-то надеяться.
— Вот потому люди и предпочитают обращаться к монаху, а не к индейцу…
Она вздохнула облегченно и улыбнулась.
— Я уж стала побаиваться, что вы с Совой решили всех нас превратить в дикарей!
— Я почти им стал. Мой внешний вид так напугал, в свое время, уголовников, что одного этого хватило, чтобы заставить их потерять представление о том, где они находятся.
Она поднялась и открыла полог, прикрывающий вход в землянку.
— Скоро полдень. Ты теперь надолго уйдешь?
— Не знаю. Я встречусь с посланником Сыча и передам ему убитых джейров.
— Приходи, когда сможешь…
Я промолчал — я знал, что больше никогда не смогу повторить того, что сделал сейчас, из жалости. Прийти же по иной причине… Чайка все поняла.
Она грустно улыбнулась и обняла меня на прощание.
— И все равно, спасибо… Может быть, если бы ты остался у меня на всю ночь, ты бы не стал жалеть об этом. Я все бы для тебя сделала… А теперь, уходи. Уходи!
Я покинул женщину. Следовало поскорее передать добычу бандитам. Того, что они втроем осмелятся напасть на меня, я не опасался — страх уголовников перед нами был столь велик, что они могли отважиться на такое, только при многократном перевесе сил… Кроме того, они тоже не знали сколько всего нас присутствует, при наших встречах.
В поселке находился мой старый знакомый, тот самый Весельчак, которого я увидел первым, из всей этой своры и который теперь носил отметину, от моего меча на своей ладони… Он тоже меня заметил и подошел, радостно ухмыляясь:
— А! Наше вам со свиданьицем!
— Я приготовил для Сыча несколько джейров. Собирай свою шпану и забирай, пока их не утащили трупоеды.
Я сознательно не стал здороваться с бандитом, не хватало ещё разводить с ними дружеские отношения! Но он, похоже, не обиделся. Весельчак жестом позвал к себе одного из своих людей, стоявших поодаль. Это был второй из близнецов. Первого благополучно завалила Элина, а этот заметно прихрамывал, кособоча обеими ногами… Он меня узнал, и дурацкая ухмылка на его лице сразу сменилась страхом и неприкрытой ненавистью. Близнец потянулся в висящей на поясе дубинке, а я медленно приподнял руку к рукояти меча…
— Эй! Хорош буянить! Убери грабли! — Весёльчак отодвинул дебила назад, прикрывая его собой, и сердито на него цыкнул. Мне же пожаловался:
— Видишь, с кем приходиться работать! А других пахан не даёт. Боится, что сбегут, падлы! Твоих мужичков, кстати, работа! Не ты ли велел ему яйца отрезать?
— Яйца? — я вспомнил, что сказал Черепу перед тем, как отправил его с пленниками к поселку. — Нет. Не я. Но поступок правильный — таким после себя потомство оставлять не следует. А насчет бегства… Ты же не сбежал?
— Куда? Мы уж так родились — хоть не хочешь, а колись! Мама папу любила, а потом три ночи выла! Я как в дырку пролез — так и хвать за обрез!
— Все шутишь? Не надоело еще клоуном быть?
— А кому ж, еще? Им бы только кастет, да ружье… Ну а мне, так свистеть соловьем!
— Не дури… Мы свою часть условия выполняем. И на это раз, без обмана.
Зверя я сюда тащить не намерен. Хватит того, что мы их собрали в одно место.
— Один, что ли, добыл? Сколько туш всего?
— Восемь. С избытком, в следующий раз будет меньше. Ты, так полагаю, тоже не один приперся… Управитесь. Разделай — легче нести будет. Пахану своему передай — условие мы выполняем… А вот он, вроде как, решил крутить?
Узнаю, что пропавшие девушки — ваша работа, не обессудь. Кому-то ответить придется…
— Передам, не сомневайся. Эх, братухи, подходите! Тут нам гостинцы приготовили, закачаешься! Эх ты, жизнь кручёная, сроками копченая! Так что, мужик, дружба у вас с Сычом надолго, али как?
— Пока вы в горах сидите — до тех пор и мир. Надумает вновь прийти — стрел на всех хватит.
Он перестал ухмыляться.
— Злой ты больно… Так и на тебя наши, тоже, зубы точат. Поберегся бы, фраер!