Полное собрание стихотворений
вернуться

Тютчев Федор Иванович
Шрифт:

1829 или 1830

"Как над горячею золой…"*

Как над горячею золой Дымится свиток и сгорает И огнь сокрытый и глухой Слова и строки пожирает — Так грустно тлится жизнь моя И с каждым днем уходит дымом, Так постепенно гасну я В однообразье нестерпимом!.. О Небо, если бы хоть раз Сей пламень развился по воле — И, не томясь, не мучась доле, Я просиял бы — и погас!

‹1829›, начало 1830-х годов

Цицерон*

Оратор римский говорил Средь бурь гражданских и тревоги: «Я поздно встал — и на дороге Застигнут ночью Рима был!»* Так!.. Но, прощаясь с римской славой, С Капитолийской высоты* Во всем величье видел ты Закат звезды ее кровавый!*.. Счастлив, кто посетил сей мир В его минуты роковые! Его призвали всеблагие* Как собеседника на пир. Он их высоких зрелищ зритель, Он в их совет допущен был — И заживо, как небожитель, Из чаши их бессмертье пил!

‹1829›; начало 1830-х годов

Весенние воды*

Еще в полях белеет снег, А воды уж весной шумят — Бегут и будят сонный брег, Бегут, и блещут, и гласят… Они гласят во все концы: «Весна идет, весна идет, Мы молодой весны гонцы, Она нас выслала вперед! Весна идет, весна идет, И тихих, теплых майских дней Румяный, светлый хоровод Толпится весело за ней!..»

‹1829›, начало 1830-х годов

Silentium! [18] *

Молчи, скрывайся и таи И чувства и мечты свои — Пускай в душевной глубине Встают и заходят оне Безмолвно, как звезды в ночи, — Любуйся ими — и молчи. Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя? Поймет ли он, чем ты живешь? Мысль изреченная есть ложь. Взрывая, возмутишь ключи, — Питайся ими — и молчи. Лишь жить в себе самом умей — Есть целый мир в душе твоей Таинственно-волшебных дум; Их оглушит наружный шум, Дневные разгонят лучи, — Внимай их пенью — и молчи!..

18

Молчание! (лат.). — Ред.

‹1829›, начало 1830-х годов

Сон на море*

И море, и буря качали наш челн; Я, сонный, был предан всей прихоти волн. Две беспредельности были во мне, И мной своевольно играли оне. Вкруг меня, как кимвалы, звучали скалы́, Окликалися ветры и пели валы. Я в хаосе звуков лежал оглушен, Но над хаосом звуков носился мой сон. Болезненно-яркий, волшебно-немой, Он веял легко над гремящею тьмой. В лучах огневицы* развил он свой мир — Земля зеленела, светился эфир, Сады-лавиринфы*, чертоги, столпы, И сонмы кипели безмолвной толпы. Я много узнал мне неведомых лиц, Зрел тварей волшебных, таинственных птиц, По высям творенья, как бог, я шагал, И мир подо мною недвижный сиял. Но все грезы насквозь, как волшебника вой, Мне слышался грохот пучины морской, И в тихую область видений и снов Врывалася пена ревущих валов.

‹1830›

Конь морской*

О рьяный конь, о конь морской, С бледно-зеленой гривой, То смирный-ласково-ручной, То бешено-игривый! Ты буйным вихрем вскормлен был В широком божьем поле, Тебя он прядать научил, Играть, скакать по воле! Люблю тебя, когда стремглав, В своей надменной силе, Густую гриву растрепав И весь в пару и мыле, К брегам направив бурный бег, С веселым ржаньем мчишься, Копыта кинешь в звонкий брег — И в брызги разлетишься!..

‹1830›

"Душа хотела б быть звездой…"*

Душа хотела б быть звездой, Но не тогда, как с неба полуночи Сии светила, как живые очи, Глядят на сонный мир земной, — Но днем, когда, сокрытые как дымом Палящих солнечных лучей, Они, как божества, горят светлей В эфире чистом и незримом.

‹1830›

Из «Эрнани» <Гюго>*

Великий Карл, прости! — Великий, незабвенный, Не сим бы голосом тревожить эти стены — И твой бессмертный прах смущать, о исполин, Жужжанием страстей, живущих миг один! Сей европейский мир, руки твоей созданье, Как он велик, сей мир! Какое овладанье!.. С двумя избра́нными вождями над собой — И весь багрянородный сонм — под их стопой!.. Все прочие державы, власти и владенья — Дары наследия, случайности рожденья, — Но папу, кесаря* сам бог земле дает, И промысл* через них нас случаем блюдет. Так соглашает он устройство и свободу! Вы все, позорищем служа́щие народу, Вы, курфюрсты*, вы, кардиналы, сейм, синклит, — Вы все ничто! Господь решит, господь велит!.. Родись в народе мысль, зачатая веками, Сперва растет в тени и шевелит сердцами — Вдруг воплотилася и увлекла народ!.. Князья куют ей цепь и зажимают рот, Но день ее настал — и смело, величаво Она вступила в сейм, явилась средь конклава* И, с скипетром в руках иль митрой на челе, Пригнула все главы венчанные к земле… Так папа с кесарем всесильны — всё земное Лишь ими и чрез них. Как таинство живое Явило небо их земле — и целый мир — Народы и цари — им отдан был на пир!.. Их воля строит мир и зданье замыкает, Творит и рушит. — Сей решит, тот рассекает. Сей Истина, тот Сила — в них самих Верховный их закон, другого нет для них!.. Когда из алтаря они исходят оба — Тот в пурпуре, а сей в одежде белой гроба — Мир, цепенея, зрит в сиянье торжества Сию чету, сии две полы божества!.. И быть одним из них, одним! О, посрамленье Не быть им!.. и в груди питать сие стремленье! О, как, как сча́стлив был почивший в сем гробу Герой! Какую бог послал ему судьбу! Какой удел! И что ж? Его сия могила. Так вот куда идет — увы! — всё то, что было Законодатель, вождь, правитель и герой, Гигант, все времена превысивший главой! Как тот, кто в жизни был Европы всей владыкой, Чье титло было кесарь, имя Карл Великий, Из славимых имен славнейшее поднесь*, Велик — велик, как мир, — а всё вместилось здесь!