К тому времени, когда он очнулся в Апотекарионе Гордости Императора, война на Лаэре была давно выиграна, но цена той победы была ужасно высока. Апотекарии и медицинские рабы носились вверх и вниз по палубе, с должным усердием обслуживая своих пациентов, и борясь за то, чтобы те как можно скорее вернулись к полноценной жизни.

Апотекарий Фабиус лично ухаживал за ним, и он был благодарен за внимание, зная, что тот был одним из лучших и самых одаренных хирургов Легиона. Ряды коек были заполнены почти пятьюдесятью ранеными воинами Астартес. Соломон никогда бы не думал, что когда-нибудь увидит столь много раненых боевых братьев.

Никто не сказал бы ему, сколько его братьев Астартес было на других медицинских палубах.

Это привело его в уныние. Он хотел покинуть это место как можно скорее, но он ещё не обрёл достаточно сил, всё его тело ужасно болело.

– Апотекарий Фабий сказал мне, что ты вернёшься в тренировочные залы прежде, чем узнаешь об этом, - сказал Юлий, угадывая его мысли. Всего несколько костей.

Юлий Кеосорон сидел рядом с ним на стальной скамье. Соломон бодрствовал этим утром, его броня уже была отполирована и блестела, боевые повреждения были восстановлены ремесленниками Легиона. Новые награды были закреплены на его наплечнике печатями красного воска, его героические деяния были записаны на длинных полосах пергамента.

– Всего несколько костей, он говорит!
– воскликнул Соломон. От падения сломались все мои ребра, руки и ноги, треснул мой череп. Апотекарии говорят, что это - чудо, что я вообще в состоянии ходить, а моя броня почти выработала запас воздуха, когда меня наконец нашла спасательная команда.

– Ты не подвергался реальной опасности, - сказал Юлий, и Соломон мучительно приподнялся на кровати.

– Что ты сказал?

– То, что боги войны не позволили бы тебе умереть на такой планете, как Лаэран? Они ведь не позволили бы, не так ли?

– Нет, - проворчал Соломон. Я думаю нет, но они не позволили мне и сражаться в последней битве. Я пропустил всё веселье, в то время как ты получили всю славу от Феникса.

Он увидел, что тень пробежала по лицу Юлия, и спросил:

– Что такое?

Юлий пожал плечами.

– Я не уверен. Я только... Я только не уверен, что ты хотел бы быть с примархом в конце. Всё это было... как-то странно в том храме.

– Странно? Что это значит?

Юлий начал озираться, как бы проверяя тех, кто мог бы подслушать, и сказал:

– Это трудно описать, Сол, но чувствовалось..., чувствовалось, что этот храм был на самом деле живым, или что-что в нём было таковым. Я знаю, это кажется глупым.

– Храм был живым? Ты прав, это действительно кажется глупым. Как храм может быть живым? Это только здание.

– Ничего не приходит в голову, - сказал Юлий, - но это - то, что я там почувствовал. Я не знаю, как еще описать это. Это было ужасно, но, в то же самое время, это было великолепно: цвета, звуки и запахи. Даже притом, что я ненавидел всё это, я продолжаю вспоминать это с тоской. Все мои чувства словно стимулировались, и я…был очень возбуждён.

– Звучит так, что я должен испытать это на себе, - сказал Соломон. Я мог сделать так, чтобы стать возбужденным.

– Я даже возвратился за летописцами, - засмеялся Юлий, хоть Соломон и почувствовал некоторое замешательство. А они думали, что им оказали такую большую честь, что я сопровождал их, но я делал это для себя. Я должен был увидеть это снова, и я не знаю почему.

– Что Марий думает по этому поводу?

– Он не видел этого, - сказал Юлий. Третья не попала в храм. К тому времени, когда они проделали к нему путь, сражение было уже закончено. Он возвратился прямо на Гордость Императора.

Соломон закрыл глаза, понимая мучения, которые Марий, должно быть, испытал после того, как добрался до поля битвы и обнаружил, что победа уже была одержана. Он уже слышал, что Третья была не в состоянии достигнуть поля битвы в соответствии с тщательным планом примарха, и знала, что его друг должен переносить невыносимые мучения при мысли, что потерпел неудачу в своём деле.

– Как Марий?
– спросил он наконец. Ты говорил с ним?

– Немного, нет, - ответил Юлий. Он не покидал оружейных палуб, день и ночь работая со своей ротой, чтобы больше не терпеть неудачи. Он и его воины были пристыжены, но Фулгрим простил их.

– Простил его?
– спросил Соломон, внезапно рассердившись. Из того, что я слышал, южная гряда была наиболее хорошо защищенной частью атолла. Слишком много его атакующих войск было сбито на пути к ней, чтобы иметь даже слабую надежду на то, чтобы добраться к Фулгриму в срок.

Юлиус кивнул:

– Ты это знаешь, я это знаю, но попробуй теперь сказать это Марию. Он решил, что Третья не справилась со своей задачей, и будет сражаться с удвоенной силой, чтобы опять заслужить уважение.