разъяснилось.

Прибежавшие мальчики на все лады выкрикивали одно слово:

— Вурр! Вурр! Вурр!

Они оглядывались и тыкали пальцами в кусты, где в это время из-за

зарослей ивняка показалось мохнатое чудовище. Это был большой медведь,

тяжелый и неуклюжий житель лесов и гор ледникового времени. Он шел

потихоньку, с перевальцем, покачивая головой. Как только он поравнялся с

землянками, людской крик сделался еще оглушительнее. Кричали все. Кричали

женщины и старухи; кричали старики и дети; громовыми голосами орали

мужчины. Они махали палками и камнями, зажатыми в кулаки. Круглые

булыжники и плоские осколки кремней тучами летели через овраг и шлепались

в землю вокруг насторожившегося зверя.

Медведь повернул голову и глухо охнул. Он терпеть не мог людского

крика. Не нравился ему и запах поселка: горькая гарь костров, едкий

людской дух. К тому же он был сыт. Там, на берегу, распугав песцов, он

наелся до отвала потрохов оленей да еще закопал себе впрок в кустах два

оленьих трупа. Глядя на поселок и на мечущихся людей, он досадливо мотал

головой, как будто отбиваясь от рассерженных пчел.

В это время из толпы выскочил Волчья Ноздря, самый сильный охотник

поселка Красных Лисиц. С диким криком он стал спускаться в овраг. Прыгая

на своих коротких и кривых ногах, он сам рявкал, как дикий зверь. Космы

его волос поднимались дыбом, и от этого он казался еще страшнее. За

Волчьей Ноздрей двинулись остальные. Женщины и дети в поселке завизжали

еще громче.

Медведь оглянулся на людей. В это самое время выбежал Ао с горящей

веткой сосны. Он подбежал к краю обрыва, с силой перекинул на ту сторону

окутанный дымом сук и вихрем помчался догонять товарищей.

Когда первый ряд атакующих, с Волчьей Ноздрей во главе, взобрался на

противоположный берег оврага, все увидели, что медведь был уже далеко. Со

страху он мчался огромными прыжками, вскидывая толстый зад и перескакивая

через кусты и болотные кочки.

Игры победителей

Охотники с хохотом возвращались домой. Они почти не могли ничего

толком сказать. Волчья Ноздря только гоготал и взвизгивал. Он потрясал

своей страшной бородой и разевал зубастую пасть. Выразительно взмахивая

руками и оглядываясь назад, другие мужчины протягивали руки в ту сторону,

куда убежал медведь. Все кричали, не слушая друг друга. Торжествуя победу,

они рассказывали о том, как смешно скакал страшный зверь через кусты, как

он улепетывал от огненной палки Ао.

Художник Фао не утерпел и принял участие в атаке. Возвращаясь домой,

он шел рядом с Уа. Заливаясь смехом и повторяя слово в слово все, что

говорил Фао, Уа добавил:

— Эах — трус! Эах побежал как заяц.

Он хотел сказать еще что-то, как вдруг Фао зажал ему левой рукой рот,

а правой больно ударил по плечу.

— Молчи! Нельзя! — хрипел он, сжимая ему челюсть. — Нельзя называть.

Услышит — придет ночью! В лес унесет!..

Все кругом разом перестали смеяться и сердито глядели на Уа.

Некоторые трусливо оглядывались назад. Другие торопились описать вокруг

себя черту острием копья. Третьи замахивались на Уа и даже толкали его

кулаками в спину. Уа был обескуражен. Он понял, что поступил

непозволительно неосторожно.

Сколько раз мать говорила ему: «Не называй громко того, кто любит

мед. Назовешь — повстречается где-нибудь, унесет в свою берлогу!..»

И сама она, если доводилось говорить про какого-нибудь сильного

зверя, всегда шептала про него в самое ухо, да еще прикрывалась ладонью:

— Чтобы ветер не подхватил. Ветер подхватит, отнесет слова далеко.

Залетят в лес, а там их услышит тот, кого назвали. Узнает хозяин, придет,

скажет: «Кто меня звал?»

Так говорила мать, и сам Уа сколько раз учил тому же младших. А

тут... Что сделалось с его головой? Как мог он позабыть?

Настоящее имя медведя было «эах». Но вслух говорили вместо этого

«вурр». Это было лишь звукоподражание. Так эах ворчит, когда, забравшись в