Всё ж квасок перестоял, или я чего-то там напутал, но градус у него оказался приличный. В голове слегка зашумело, тоска чудесным образом рассеялась. Я вернулся к столу, закрыл чернильницу, рассудив, что работа не волк.

Три года с небольшим минули с того дня, как Федька Зисман предложил мне выпить за успешное завершение его карьеры младшего научного сотрудника. Успешное потому, что многие его коллеги так и остались прозябать в «этом болоте», как Федька называл ОКБ «Титан», занимавшееся чем-то из области физики. Пьянка получилась обстоятельной и душевной. Уже ближе к двум ночи физик печального образа поведал мне, что бросил не только работу, но и науку. Насовсем. Причина – полная несостоятельность идеи Фёдора о…

Помню из идеи только два слова – «темпоральная синхронизация». И всё бы, поди, закончилось нормально, но Федька решил продемонстрировать свое «убожество» в деле. Подключённый к компьютеру шкаф долго гудел, трещал и мигал лампочками. На мониторе пульсировала трёхмерная разноцветная загогулина. А друг мой, обливаясь пьяными слезами, с бешеной скоростью стучал по клавиатуре и приговаривал:

– Всё сожгу к чёртовой матери! Сейчас как дам запредельный режим! Пусть всё горит синим пламенем!

Но загогулина вдруг из разноцветной превратилась в ярко-красную, в шкафу что-то взвизгнуло. И это было последнее, что я запомнил из той своей жизни… Здесь нам поначалу скучать не пришлось. Федька-то хоть в тапочках прибыл, а мне пришлось двадцать верст до ближайшего поселения топать босиком. Нам, можно сказать, повезло. Пришли в себя после пробоя и увидели дорожный указатель «Волхов Двор – 20 вёрст». Он стоял на обочине вполне приличной, мощёной булыжником дороги, которая пересекала впадину между холмами. Кругом шумели сосны, светило солнышко, слепни свирепствовали. Как мы добирались до столицы, как отбивались сначала от лихих людей, потом сгоряча и от казачьего дежурного разъезда, как Федька выиграл в карты в кабаке пригоршню местных денег, как напоролись в лесу на медведя, рассказывать долго.

Сейчас Федька, как истинный сын избранного народа, занимал должность Старшего Волхва при Царской Школе. Он уже «изобрёл» паровой двигатель, электричество, фотографию, порох, легированную сталь, телеграф, телефон и что-то там ещё по мелочи. В данный момент он решал проблему массового производства медной проволоки и постройки небольшой ГЭС на Днепре. До книгопечатанья у него руки ещё не дошли, и это было мне только на пользу. Потому как я устроился вольным писцом. Уж очень по душе пришёлся местной публике чертёжный шрифт по ГОСТу. Спасибо советской высшей школе…

Я потянулся, осмотрел избу, что досталась мне почти за бесценок. Справная изба, печка большая, стены обиты тёсом, в окнах стекла, маленькие, но много. Куда мы попали благодаря пьяному гению Зисману было загадкой, решение которой отложено до лучших времён или до случая. Так мы решили после долгих попыток придумать внятное объяснение. Потому, что жизнь требовала действий, а не рассуждений.

Нет, в самом деле, такой квас можно употреблять только ближе к вечеру. Не любит здешний городовой пьяниц, махом можно загреметь на исправительные работы. Я потянулся было к чернильнице, но гудение телефона оказалось как раз той уважительной причиной, которой мне не хватало, чтобы снова отложить трудовую деятельность на попозже. Я бросился к аппарату, но домовой опередил. Он выглянул из стены рядом с телефоном, цапнул трубку, прогудел басом:

– Домовой вольного писца Василия. Слушаю вас… . Да, да, дома, даю. Он протянул трубку, преданно глядя в глаза, прошептал:

– Друг твой любезный, Фёдор. Заполошный зело.

– Да, Федь, слушаю.

Голос у друга и вправду оказался возбуждённый:

– Ну так, слушай. Короче, так. Я вчера перекинулся в картишки с одним типом, ты его не знаешь. Ну, он в конце поставил на кон одну занятную вещицу и продул, естественно. Вещица древняя, артефакт из Атлантиды. Довольно редкая, этот олух даже не знал, что у него в руках. Я тут своим показал, у них глазёнки так и заблестели. Эта бирюлька – что-то вроде одноразовой волшебной палочки. Хозяин может загадать любое желание, бросить её в огонь, и готово. Я могу тебя хоть сейчас отправить домой.

Вот те раз!

– Как это – меня доставить? А ты?

– Понимаешь, Вася… Как бы сказать-то… Дел у меня тут много. Столько всего начал, а уйду – всё ведь рухнет. Да и что мне там делать-то? Кому я там нужен…

Радость, чуть забрезжившая в душе, истаяла, как ночной туман поутру. Я посмотрел на домового, глянул в окно. В палисаднике цветёт сирень. По мостовой важно вышагивает урядник, встречный люд кланяется уважительно. Вспомнились шумные, дымные, загаженные улицы нашего города, суета, работа, зарплата, правительство…

– Ты чего, уснул что ли? – вывел меня из задумчивости Федька.

– Знаешь, Федь. Я, пожалуй, тоже погожу. Что-то мне подсказывает, пожалею я, если вернусь.

– Хы… А и правильно, – он звучно усмехнулся. – Да и Купава закручинится. Без тебя-то.

Я представил огромные, всегда немного смеющиеся глазищи, косу до пола…

– А то ж, боярин. Заныкай бирюльку, может, и сгодится на что. И пойдём-ка вечерком в трактир, а то заработался, небось. Только карты не бери, во избежание.

Федька хмыкнул и повесил трубку. А я хватил с горя ещё ковшик квасу, вышел на крыльцо, посмотрел кругом – красота! В голове крутились слова: