Обобщение тех же взглядов содержится в труде П. И. Лященко «История народного хозяйства СССР». Согласно его построениям, «славянская эпоха, начиная с VIII в., продолжала торговое развитие страны главным образом (подчеркнуто мной. – В. Я.)… в виде транзитно-посреднической торговли между дальним Арабским Востоком, через ближайших соседей своих – хазар, и Византией, а также европейским северо-западом» [180] . Правда, «уже с IX в. «русская» торговля начинает приобретать значение не только как транзитно-передаточная… но и как самостоятельная торговля с Византией» [181] . Но эта торговля «шла мимо первобытного натурального хозяйства массы населения», и только новое – византийское – направление торговли «вклинивалось в это хозяйство» [182] . Ниже П. И. Лященко как будто «отдает должное» и роли восточной торговли, отметив, что «первобытное хозяйство (!) русских славян вовлекалось в торговлю между Западом и Востоком на северо-западе норманно-варягами, на юго-востоке хазарами» [183] . В обобщениях П. И. Лященко, таким образом, фигурируют и «исконная транзитность» русской восточной торговли, и норманны вместе с хазарами как организаторы и исполнители торговых операций, и особая важность торговли с Византией.

Таким образом, ставшее достоянием науки множество русских кладов послужило фактической основой для весьма увлекательного учения о большой торговле Востока и Запада. При этом оказывается, что Русь была, скорее всего, помехой на пути этой торговли. Если Русь, почва которой изобилует находками куфических монет, в самом деле не принимала деятельного и непосредственного участия в торговле с Востоком, то какое же обилие куфических монет должно быть в таком случае на землях Запада!

Изучение топографии и монетной статистики начального этапа бытования дирхема в Европе помогает лучше всего разобраться в причинах ввоза восточной монеты на Русь и определить, что же вызвало прилив восточной монеты на славянские земли – внутренняя потребность русской экономики в серебряной монете или же потребность в ней населения северо-западной Европы? Вопрос о конкретных исполнителях торговых операций тесно связан с этим основным вопросом: если монета ввозилась в Русь в первую очередь в связи с ее собственными потребностями, то норманнам возле нее почти ничего не остается делать.

К настоящему времени 25 наиболее ранним восточноевропейским кладам куфических монет конца VIII – первой трети IX в. и трем десяткам отдельных находок того же времени в Восточной Европе может быть противопоставлено в Западной Европе только 16 кладов и 13 отдельных находок. В Западной Европе, которая будто бы в основном поглощала восточную монету, в действительности оседало вдвое меньше монет, нежели на землях восточных славян. Ниже подобные соотношения количества находок будут отмечены и для более позднего времени.

Что касается роли скандинавов на этом начальном этапе торговли, то из 16 кладов конца VIII – первой трети IX в. только три обнаружены на Готланде и один в Упланде, на территории материковой Швеции. Два ранних готландских клада (783 и 812 гг.) [184] очень малы. В одном из них содержалось 8, в другом 11 монет. Третий датируется 824 г. [185] , а клад из Упланда – 825 г. [186] Остальные 12 западноевропейских кладов ничего общего со Скандинавией не имеют: пять из них найдены в Померании и датируются 802, 803, 816, 816 и 824 гг. [187] ; три – в Восточной Пруссии и датируются 811, 814 и 818 гг. [188] ; три в Западной Пруссии – 808, 813 и 816 гг. [189] ; один клад 810 г. обнаружен в Мекленбурге [190] .

Таким образом, основная и притом сравнительно более ранняя группа западноевропейских кладов восточных монет обнаружена не на скандинавских землях, а на землях балтийских славян. Миф об исконности организующего участия скандинавов в европейско-арабской торговле не находит никакого обоснования в источниках.

Характер движения восточной монеты через территорию Восточной Европы представляется следующим образом. Европейско-арабская торговля возникает в конце VIII в. как торговля Восточной Европы со странами Халифата. Обращение Восточной Европы в основном поглощает приходящую с Востока монету, но торговые связи восточных и западных славян, игравшие, судя по статистике кладов, меньшую роль в экономике восточнославянского общества, приводят к частичному отливу куфической монеты на земли балтийских славян. Эти связи осуществляются непосредственно между населением восточной Прибалтики и балтийскими славянами и являются по существу внутриславянскими связями, развивавшимися без заметного участия скандинавов. Только в самом конце первой четверти IX в. появляются скандинавские клады куфических монет, сколько-нибудь значительные в количественном отношении.

Обращение к археологическому материалу показывает, что единственным на территории Восточной Европы вещественным свидетельством балтийских связей в течение длительного времени являются находки янтаря и янтарных изделий, причем Русь имела и свой янтарь [191] . Очень уж трудно поверить, что исключительное по своей мощности передвижение масс серебра из мусульманских стран на территорию Европы было вызвано лишь особой привязанностью восточнославянских женщин к янтарным украшениям Запада. Первопричиной восточной торговли была потребность населения Восточной Европы в серебряной монете и серебряном сырье и арабских купцов – в продуктах славянских промыслов. Частичный транзит серебра в Западную Европу является уже производным от этой основной причины.

Клады конца VIII – первой трети IX в., обнаруженные на территории Восточной Европы, неравноценны по своим данным. 17 из них [192] сохранились достаточно полно для того, чтобы можно было датировать их внутри рассматриваемого периода. Остальные восемь, сохранившиеся частично или представленные только отдельными экземплярами монет [193] , поддаются лишь суммарной датировке первой третью IX в. Учет таких кладов важен для выяснения ареала монетного обращения и для наблюдений над его изменениями в последующие периоды, однако они почти ничего не дают для изучения состава денежного обращения. В основных выводах можно опереться только на хорошо сохранившиеся клады. Сведения о династическом составе известны по 17 кладам (табл. II), при этом в 11 случаях удалось произвести и подсчет процентного отношения монет различных династий. Подсчет монет по хронологии их чеканки удалось проделать в 10 случаях (табл. I).

Как показывает таблица династического состава кладов, клады рассматриваемого периода содержат в своем составе монеты 8 династических групп: аббасидские, омейядские, тахиридские, идри-сидские, губернаторов Тудги, испанских Омейядов, испегбедские [194] и сасанидские. 6 групп объединяются общностью обычного «куфического» типа восточных монет, но сасанидские и испегбедские принадлежат к весьма отличному, так называемому «сасанидскому» типу.

Монеты сасанидского типа в кладах занимают значительное место. Они обнаружены в 11 кладах из 17 и составляют в них до 10–20 % всего состава. В Княщинском кладе 808 г. их насчитывается 34,41 %, а в Могилевском кладе 815 г., содержащем около 2000 монет, они составляют даже подавляющее большинство. Однако последний случай является совершенно исключительным, хотя и подтверждающим наличие в обращении значительной массы монет сасанидского типа.