Даже в потемках было видно, как изменилась Териклес. От прежней статуэтки не осталось и следа – отныне Царица была настоящей и живой. Почти как обычная девушка из народа серкт… Только вот у обычных не бывает роскошных волос цвета меди, и вечно молодого лица идеальных очертаний, и бездонных глаз, в глубине которых постоянно что-то меняется.

Териклес была облачена в длинное белое платье, схваченное на плечах золотыми пряжками-скорпионами, тонкие запястья почти полностью закрывали многочисленные браслеты. На груди поблескивало, отражая свет звезд, драгоценное ожерелье – и все та же черная диадема над высоким, умным лбом. Сплетенные жала из черного обсидиана.

– Прошу тебя, присядем, – дружелюбно улыбнулась Царица.

– Но я не смею сидеть в присутствии божественной, – возразил Хофру.

Начиналась игра. Опасная и сложная, которую он должен был выиграть любыми средствами... Но разве жрецу привыкать?

– Тогда стой, – проронила сквозь зубы Териклес. И следа не осталось от мягкой, располагающей улыбки, – стой и слушай.

Хофру покорно склонил голову.

А Териклес, неслышно ступая, дошла до окна и остановилась, глядя на звездное небо.

– Я так хотела их увидеть там, в башне, – глухо произнесла она, – мне казалось, что я буду счастлива, когда смогу свободно взирать на другие миры... Но теперь понимаю, что это был мираж.

«Интересное начало», – Хофру осторожно поднял глаза, – «к чему эти откровения?»

– Они по-прежнему недоступны, – сладко улыбнулась Царица.

«Говорящий не ошибся», – мелькнула мысль, которую Хофру поспешно задавил.

– Ты уже нашел место, где сокрыты Врата, – улыбка Териклес стала еще шире, – и точно также я знаю, что мы не можем их открыть. Ключ искал Говорящий... Но он, к несчастью, нас покинул. Я хочу, Хофру, чтобы ты нашел ключ, чтобы ты вскрыл Пирамиду, слышишь? Я, Териклес, твоя Царица, желаю войти туда и прикоснуться к распахнутым Вратам… Распахнутым для меня.

Он поклонился, сожалея о том, что не может скрыть лицо в тени капюшона. И забормотал поспешно, давясь словами и не скрывая дрожи в голосе.

– Твоя воля священна, великая Териклес. Я сделаю все, чтобы мы достигли Врат.

– Ты можешь взять войско, – она махнула рукой, – все, что хочешь... Что нужно, Хофру. И у тебя есть ровно месяц до того, как ты умрешь. До того, как я убью тебя.

Лицо Териклес исказила злобная гримаса. Невзирая на красивую, правильную речь это по-прежнему была сущность, глодающая свиную кость на полу башни.

– … Впрочем, я уже сделала это вчера. Я с огромным удовольствием размазала тебя по стене, Хофру... Но коль скоро ты уже побывал в пирамиде, мне показалось неразумным искать другого для выполнения этой миссии. Своим дыханием ты обязан мне, жрец.

...Она ушла.

Неслышно.

Просто шагнув в зеркало на стене и растворившись среди теней зазеркалья.

А Хофру долго стоял у окна, глядя на далекие и чужие миры. Миры обреченные.

Но, невзирая ни на что, он был доволен: игра началась, и Царица уже допустила промах. В самом деле, она могла отправить с заданием кого-нибудь еще – но отрядила за ключом именно его, Хофру. Это значило, что пока – пока! – все шло так, как и полагал Говорящий. И следовало заняться поисками пресловутого ключа.

В дремлющем саду цвели апельсиновые деревья. Великая Селкирет! Аромат растравлял душу, будил пестрые, словно полевые цветы, воспоминания – их следовало прятать получше, жрец это знал… Но в пропахшие апельсиновым цветом ночи не мог с собой ничего поделать.

Он застонал сквозь зубы, стискивая кулаки.

Нет, прочь, прочь… Другие глаза, другое лицо, горячие руки, цепляющиеся в отчаянии за жреческий балахон…

«Жива ли она?» – Хофру замотал головой, безуспешно пытаясь вытрясти оттуда лишние мысли.

Затем, кусая губы, метнулся к книжным полкам, дотянулся до самой верхней. Где же это было?.. А, вот…

Он с грохотом обрушил старый фолиант на стол, торопливо начал листать его, на всякий случай бормоча молитвы Селкирет. Как и следовало ожидать, ключик от воспоминаний лежал на обычном месте, заложенный меж страниц.

Это был высохший цветок апельсинового дерева, прозрачный и жалкий, но по-прежнему хранящий тонкий аромат жизни, сладкий запах ее губ…

Хофру взял цветок, подержал, взвешивая на ладони – а затем быстро сжал пальцы. На пол осыпалась труха – «Правильно. Все, что тебе осталось, жрец,» – усмехнулся кто-то в душе.

– Ну и что? – устало возразил он самому себе, – давно нужно было это сделать.

Хофру с шумом захлопнул книгу, провел подушечкой большого пальца по шершавому корешку.

«Конечно, давно нужно было… »

И он улыбнулся далеким звездам.

За окном плыла душная ночь, настоянная на травах и апельсиновом цвете.

Отряд Шеверта изменился: вместо Миля Хитреца топал, чуть прихрамывая, северянин Дар-Теен. Андоли совершенно не было видно за его громоздкой фигурой, но в предрассветных зябких сумерках далеко разносился ее звонкий голосок, которому вторило бормотание Топотуна.