Шрифт:
– Да, я уйду. Но прежде мне хочется, чтобы ты узнал еще кое-что…
Новые времена
По лицу бесшабашно прыгал солнечный зайчик. Тиннат спросонья вскинула руку, прикрывая глаза от яркого света, зажмурилась… Но уже в следующий миг съежилась, ожидая, что под ребрами резнет бритвой боль. Ничего не случилось. Лисица вдохнула поглубже – снова ничего. И осторожно, из-под ресниц, огляделась.
Последние воспоминания были связаны с черным магом из Дэйлорона. Еще над ней суетились люди, среди них – голубоглазый красавчик, который заманил ее в дом. Лисица не видела, что они с ней вытворяли, но ни мгновения не сомневалась в том, что кошмарные, выпивающие жизнь боли в животе – дело их рук. Тиннат вспомнила, как по щекам текли слезы, вспомнила, как звала хозяина Черного города, но тот не пришел. Тогда она поняла, что ее мага больше нет; надежда, единожды взмыв в небо белой птицей, рассыпалась обугленными головешками. Ведь тот, настоящий Ильверс из Дэйлорона, обязательно выхватил бы из безжалостных рук чародеев и ее, и Золюшку; Тиннат верила – что, останься он прежним, простил бы даже ее невольное предательство.
Позже… Было темное небо над головой, гладкий, полированный сотнями ног булыжник под щекой и ощущение, что неведомые твари вцепились во внутренности и тянут их в разные стороны. Боком Тиннат чувствовала маленькое, тщедушное тельце Золюшки, поначалу даже пыталась его подбодрить, но мальчонка потерял сознание; Лисица осталась одна. На самом последнем пороге жизни.
Ей все больше и больше овладевали мутные, как сумеречное небо, видения; Тиннат вновь увидела себя маленькой девочкой, затем – худым, нескладным подростком. Мимолетом скользнула перед глазами первая драка, в которой она вышла победительницей. Учитель, бывший пиратом и оставивший свой промысел, потеряв правую руку. Маленькие сестрички тянули к ней тонкие, как соломинки, ручонки и просили есть; Тиннат тогда оказалась на перепутье: либо бордель, либо шайка отважных воров. Она предпочла второе, но сестричек это все равно не спасло, той же зимой они, слабенькие и беззащитные, тяжело заболели и отошли в сады небесные. И, наконец, Лисица увидела своих родителей. Они выглядели совсем не так, как в тот день, когда Тиннат отправилась на запад. Мать и отец были веселыми, молодыми и здоровыми, они раскрывали ей навстречу объятия. И на душе стало хорошо и спокойно; откуда-то пришла уверенность в том, что настала пора возвратиться домой.
Потом Тиннат шла к ним, медленно, по широкой и ровной дороге; ей было легко и радостно. Но каждый следующий шаг давался тяжелее, чем предыдущий – словно кто-то начал тащить ее назад. И вдруг все унеслось прочь, как легкое облако под порывом ветра; Лисица снова очутилась на мостовой, и вместо доброго, чуть тронутого морщинками лица матери над ней склонился бледный, как сама смерть, хозяин Черного города.
Тиннат стало тоскливо. Ведь только что она почти вернулась в свой давно покинутый дом, где ее так ждали, а Ильверс решил вмешаться. И зачем, спрашивается? Он ведь давно отказался от нее, к чему бередить еще не зажившую рану?
Она хотела сказать ему об этом, но язык не слушался; из горла выползло сдавленное шипение. А потом вдруг Ильверс медленно и как бы торжественно приблизил свое неживое лицо к ее собственному и коснулся губами лба. Словно прощаясь и благословляя.
Больше Тиннат ничего не помнила.
И теперь…
Стояла тишина. Над головой – небесно-голубой потолок, расписанный по периметру виноградными лозами. Взгляд, торопливо брошенный вскользь – а ну как следят за ней? – выхватил добротное бюро, стул с высокой резной спинкой и край пушистого ковра.
Значит, Ильверс все-таки пришел и помог. Но где, в таком случае, она находится? И где Золюшка? Да и жив ли?.. Уж ему-то бедняге, досталось немало…
Ее по-прежнему окружала тишина – спокойная и прозрачная, как воды лесного озера, что прячется среди папоротников. Лисица, решившись, открыла глаза и приподнялась на кровати.
Комната и вправду была светлой, уютной, с легкой претензией на роскошь. В широкое окно заглядывала яблоня, усыпанная нежно-розовыми цветками; покачивая ветвями в такт дуновения ветра, она мешала кусочки солнечной мозаики, раскиданные повсюду – по стенам, покрывалу, подушке…
Пальцы Тиннат с опаской легли на живот, туда, где копошились внутри ненавистные руки чародеев. Остался тонкий, как от разреза ланцетом, шрам; единственное доказательство того, что весь этот кошмар не приснился.
Она задумалась. Тихо позвала Ильверса, надеясь, что распахнутся двери, и он войдет к ней. Но затем, горько усмехнувшись, встала с постели и, завернувшись в простыню, на цыпочках подобралась к двери. Глупо думать, что Ильверс придет только потому, что она позвала… Ведь он приходит и уходит только тогда, когда ему нужно.
Лисица осторожно потянула за дверную ручку, оказалось незаперто. А когда дернула сильнее, намереваясь выйти из гостеприимной комнаты, то на пороге нос к носу столкнулась с Уломарой.
Несколько мгновений они безмолвно стояли, рассматривая друг дружку: Уломара – с недоумением, а Тиннат – с разочарованием. Потом магесса улыбнулась, мягко прикоснулась к запястью Лисицы, щупая пульс.
– Я рада, что ты пришла в себя.
Тиннат тряхнула головой.
– Уломара… Что со мной…
– О, милочка, давай-ка, вернись в кровать, ты еще слишком слаба, чтобы вот так разгуливать. Я принесу тебе одежду. А заодно и расскажу обо всем. Слишком много всего случилось, за одну-то ночь.
В темных волосах магессы белела седая прядка.
– Я думала… Ильверс… – пробормотала Тиннат, покорно возвращаясь в постель.
– Ты правильно думала. Но его здесь нет.
– А Золюшка? Что с ним? – она в надежде посмотрела на Уломару, – он жив?
– Вполне. Спит себе, как дитя… Да он и есть дитя.
… Потом Уломара принесла Тиннат платье, совсем новое, и как раз по ней; а добродушная служанка с пышными формами – поднос, заставленный тарелками и чашками.
– У меня не получилось починить твое старое платье, – пояснила магесса, – пришлось порыться в своих сундуках. Думаю, тебе понравится.