Вскрикнула Феклуша от этой щекотки и замахала по воде еще чаще руками, и еще торопливей поплыли на середину Дубны золотые круги…

–  У-у-у-х!..
– неслось по реке, и вслед за этим уханьем заухал и сыч-ухач, сидя на старом суку у прибрежной сосны, щурясь на месяц с своею сычихой, и соловьи еще громче запели, и вдали прокричал чертухинский лось, зовя к себе на поляну, где месяц, лосиху…

Феклуша сделала большой круг по всему дубенскому плесу, и следом за ней, как приказный дьяк, завивая кольчиком ус, провожал ее сом, и, когда Феклуша была снова у самого берега, на котором голубел ее сарафан и белела станушка, он быстро подплыл к ней и ударил ее по двум розовым чашам мягким легко скользнувшим хвостом…

Феклуша вскрикнула опять на всю реку.

–  у-у-у-х!
– прокатилось опять по реке, и, взмахнувши последний раз со всей силы руками, встала на песчаное дно и, полусогнувшись, держась за колени рукой и рассыпая серебристые брызги по сторонам, побежала на берег…

"Чтой-то я, в самом деле, дура, боялась?.. Как хорошо-то… вот хорошо!.."

Стряхнула Феклуша воду с себя, растянулась на голубом сарафане и, подложивши под голову руки, посмотрела на месяц и тихо закрыла глаза…

*****

Смотрит Антютик на Петра Кирилыча и хитро говорит ему:

–  Что ты уперся, Петр Кирилыч? Сломаешь глаза!..

–  Гляжу, Антютик, кто это такое: вроде как что-то знакомо… где-то вроде как видел… А где?..

–  Ну, знакомитый какой… Где же тебе увидеть раньше дубенскую девку!.. Она ведь на людской зрячий глаз… только кукушка!..

–  Пожалуй!..

–  Ну, иди, Петр Кирилыч, делай девке сунгуз!..

–  Что ты, Антютик, - она убежит!..

–  Не убежит: она спит… без задних ног!..

–  Вроде как тогда… неловко!..

–  То есть как же это такое ты говоришь?..

–  Да так!..

–  Вот те раз!..

–  Нет уж, Антютик: что нельзя, то нельзя!.. Надо все по порядку, а то никакого проку не будет… только люди будут смеяться, скажут: Петр-то Кирилыч душеньку завел!..

–  Вот еще!..

–  Надо все по закону!..

–  Ну, коли закон, так закон!.. Если уж так… тогда надо идти, Петр Кирилыч…

–  Погоди, Антютик, немного!..

–  Сыт глазами не будешь!..

Антютик схватил за вихры растрепанную небольшую елочку: словно прибежала она к нему сюда и теперь стоит и дожидается, чуть переводя дыхание и трепеща каждой иглою…

Сорвал Антютик с бокового сучка молодую клейкую шишку… развел ветки пошире и, замахнувшись за спину, быстро бросил еловую шишку в Феклушу…

То ли прилетел куличок-песочник на песчаную отмель реки и, не заметив спящей девки на этом песке и сарафан ее голубой принявши, должно быть, за кусочек упавшего сине-голубого весеннего неба и белую станушку за последний снежок, затянул возле Феклуши в тонкую дудочку и запрыгал по берегу, кланяясь на месяц черной вертлявой головкой… То ли сама Феклуша тихо застонала во сне и потянулась от весенней теплыни вся кверху - не поймешь: со всех сторон вдруг повалил густой молочный туман, предвещающий близкое утро…

*****

–  Ну, Петр Кирилыч, будет еще время - насмотришься!.. Еще надоедите друг дружке - глаза не взглянут… Надо в дорогу, скоро будет светать!..

Обернулся назад Петр Кирилыч и обомлел, не может Петр Кирилыч пошевелиться…

–  Садись, садись, Петр Кирилыч! Хорош у Антютика конь?..

Где стояла вихрастая елочка, теперь рядом с Антютиком пошевеливает мирно хвостом чертухинский лось… Может, его и видел раньше Петр Кирилыч, когда ходил по ягоды или грибы, только тогда хорошо его не разглядишь, - мелькнут на минуту в ветках развилистые рога, и с веток повалятся быстрым дождем сбитые рогами мелкие сучья и листья, за которые он зацепит, унося свои воздушные ноги…

А сейчас он стоит совсем рядом от Петра Кирилыча - рукой можно до него дотянуться и потрогать, - и, видимо, ничуть Петра Кирилыча он не боится; склонил лось точеные колена, и положил рогастую голову Антютику на плечо, и лижет ему губу своим языком, и на обоих пышет жарким звериным дыханием, в котором пахнет хорошо перепрелой травой, мхом и молодым побегом ели…

Смотрит лось на Антютика, щурится веками, и по глазам ему бьет месяц сильным лучом. Антютик гладит его по хребту и считает развилки…

–  У нас в лесу… без счета ничего не бывает… Видишь, сколько развилок у него на рогах - столько за всю жизнь принесла ему лосиха лосят…

–  Прошлую зиму за ним Петька Цыган ходил две недели!..

–  Зимой ему плохо… зима - белое зеркало, в которое смотрится звериная смерть… Ну-ка, Петр Кирилыч, садись!..

–  А он меня… не двинет пятами?..

–  Разуму у тебя, Петр Кирилыч, все же немного: разве тронет зверь, если ты его не заденешь?.. Садись!..

Петр Кирилыч вскочил на могучий хребет и крепко схватился за крутые рога… На спине у лося широко… как на полатях…