— Сняли все. Я спрашиваю: почему убили заложника?

— Спросите лучше у террористов. Или вы думаете, что я мог им сказать «ребята, не надо» и они ответили бы «хорошо, не будем»? — Котов обвел глазами неподвижно стоящую толпу, потом снова повернулся к Веронике. — Вообще-то, когда они меня вышвырнули из самолета, никто и словом не обмолвился о том, что Марафонца собираются убить.

Вероника молчала. В случившемся была какая-то дикая нелепость. Честно говоря, даже тогда, когда Марафонец пошел к броневику, она ни на секунду не усомнилась в том, что он останется жив. Ведь террористы, по словам Марафонца, были ВЫНУЖДЕНЫ пойти на эту операцию.

Вероника посмотрела в спину удаляющемуся майору и крикнула:

— Стойте!

Котов остановился.

— Что еще?

— Подождите. — Вероника принялась расталкивать омоновцев.

— Пропустите ее, — приказал майор.

Солдаты расступились, и девушка торопливо подошла к Котову.

— Его убили, правда?

— Ну? — кивнул Котов. — И что? Если вы думаете, что я слепой…

— Я не о том. Марафонец сказал, что боевиков заставили пойти на это ограбление, понимаете?

— И что дальше? Послушайте, я, честно говоря, чертовски устал.

— Понимаете, если бы они все были ВЫНУЖДЕНЫ заняться этим, они не стали бы убивать Марафонца. Понимаете? Убивают обычно из мести, а Марафонец никого не предал. Он просто ушел. Совершил поступок, на который не отважился никто из них. Психологически его убийство абсолютно не оправданно.

Котов прищурился, посмотрел на Веронику внимательнее.

— Вы хотите сказать, что среди боевиков есть человек, правомочный отдавать такие приказы?

— Совершенно верно, — кивнула Вероника. — Хорь находился в салоне. Только он мог решить: убить Марафонца или оставить его в живых, отпустить или увезти с собой в качестве заложника.

— В таком случае, — задумчиво произнес Котов, — мне жаль тех, кого втянули в это дело ошибочно. Скорее всего они уже мертвы. Или умрут в течение ближайших минут. Но мы все равно ничем не сможем им помочь. Их взяли в качестве пушечного мяса. Они не рискнули уйти, а Марафонец ушел. Финал же у всех будет одинаков.

— Надо что-то делать, — упрямо заявила девушка.

Котов посмотрел на нее так, как обычно смотрят на упертых идиотов, пытающихся сдвинуть головой стену.

— Что? — спросил он.

— Надо сообщить тем людям, что их убьют.

— Ну и что дальше? Какой от всего этого будет толк? Хорь готов стрелять, а жертвы — нет. И носители кодов — люди Хоря. Даже если жертвы успели бы первыми взяться за оружие и убить Хоря и его людей, что бы это дало? Коды были бы утеряны, а ядерные взрывы стали бы неминуемы.

— Но вина за кровь этих людей ляжет на вас, — жестко сказала майору Вероника.

Тот пожал плечами.

— Нет, я не господь бог и не могу спасти их щелчком пальцев. Есть вещи, которые не в состоянии сделать ни один человек на земле. Извините. — Он повернулся и пошел к выходу.

В салоне самолета царило оживление. Сумки с деньгами вынесли из броневика, открыли и теперь рассматривали банкноты на свет, мусолили в пальцах, пересчитывали. Крекер так и вовсе срывал с пачек упаковочные ленточки и подбрасывал купюры вверх, едва не воя от восторга.

— Старые, мы молодцы, мы это сделали! В жизни столько бабок не видел, старые!

Только шестеро не принимали участия в общем веселье. Один из них стоял за спиной у пилотов, сжимая в руке автомат, еще один сидел на подлокотнике кресла в самом конце салона, положив «АКМСУ» на колени. Третий стоял в проходе, облокотившись на спинку кресла, в руке его был пистолет. Четвертой была Белоснежка, смотревшая на деньги совершенно равнодушно. Пятый расположился в начале салона. Шестой, штатский, отстраненно смотрел в иллюминатор.

— По скольку получается-то, старые? По два «лимона» на брата?

— Почему же по два? — подал голос стоящий в проходе Марафонец. — По четыре с половиной. И два пойдут вот ему. — Он кивнул на сидящего в кресле штатского.

— Почему? — не понял Крекер. — Откуда по четыре-то? Здесь двадцать, а нас десять человек. Откуда по четыре?

— Оттуда, — ответил собеседник и, вскинув пистолет, выстрелил Крекеру в голову.

Тот опрокинулся на спину, и тотчас же открыли огонь трое других. Шквальный, безжалостный, на уничтожение. По салону поплыл специфический запах горячего оружейного масла и пороха. Боевики пытались укрыться за сиденьями, но автоматные пули легко прошивали мягкие спинки, превращая их в решето. Через десять секунд салон был сплошь забрызган кровью, а пять трупов, распростертых на полу, застыли в нелепых сломанных позах. Только Белоснежка продолжала сидеть. Она даже не схватилась за оружие.