– Так все-таки давайте с вами присядем, где вам будет удобно, а я, с Вашего разрешения, продолжу, если вы не против.

– Я не против. – Мы с ним присели на лавку практически в самом центре зрительного зала.

– Ну так вот, пьеса, значит, называется «Депутат Балтики», – продолжали взволнованно мне шептать в непосредственной близости от уха, отчего периодически приходилось морщиться, но я стоически терпел, так как вторично обижать Сковороду какой-нибудь очередной бестактностью мне вовсе не хотелось. – Пьеса крайне актуальная и даже, можно сказать, злободневная…

– Гриша, так я это, надеюсь, пойму в процессе.

– Это разумеется. Но, видите ли, учитывая нашу изолированность, большая проблема с бумагой. Харон обещал, да, видно, не вышло. И получается, что программки-то мне написать не на чем. Впрочем, селяне… Ну, я имею в виду, наш зритель… Он, конечно, и благодарный, и понятливый, но вот вам один момент я объяснить обязан.

– А я, значит, Гриша, выходит, идиот?

– Да ну что же вы такое говорите? В том-то и дело, что как раз наоборот. Ведь загвоздка в том, что роль «феи пустыни» была написана покойным Титом Индустриевичем Семипаховым специально для его жены Изольды Петровны Семипаховой, но, как мне сказали актеры, недавний очередной аборт ее подкосил, и поэтому срочно пришлось вводить другую актрису.

– И что?

– Ну как же? Колорит ведь от этого теряется. Я же именно по этому поводу-то ужасно и переживаю.

– Я думаю, Гриша, не стоит. Все и так будет путем. Уверен.

– Вы так считаете?

– Вне всяких сомнений.

– Вот спасибо. А кстати, вы, часом, с покойным Тит Индустриевичем знакомы не были?

– Нет, Гриша, увы, но ни с покойным Тит Индустриевичем, ни со вдовой Изольдой Петровной, которую так некстати подкосил недавний внеочередной аборт, ни даже с самим товарищем Крупским я не имел счастья быть знакомым лично. Слушайте, Гриша, с Изольдой Петровной мне уже все досконально ясно и понятно. Думаю, самое время начинать генеральный прогон.

– Ага. Есть. Будет исполнено… Граждане актеры, вы готовы? – Заведующий клубом так неожиданно и так громко заорал на весь клуб, что лопнуло не только таинство, но и мои уже привыкшие к тишине барабанные перепонки.

– Всегда готовы, Григорий Спиридоныч, – донеслось из-за кулис жирным зычным баритоном.

Григорий Спиридоныч поднял руку вверх и, отчаянно ею мазнув, затем громко скомандовал не то «батарея, огонь!», не то «все на баррикады и да здравствует конституционная монархия!», не то знаменитое гагаринское «поехали!», не то еще что-то в этом роде… Извините, так толком и не разобрал, но знаю доподлинно, что в эту секунду на внепланово активном солнце мощно заявил о себе очередной протуберанец.

[1]

Действующие лица:

а) ведущий – заезжий актер Н.;

б) Нефред Эрнандович Казуистов, депутат высшего законодательного органа страны – заезжий актер К.;

в) Колян, помощник депутата – заезжий актер С.;

г) Фея пустыни – фамилия исполнительницы неизвестна.

После того как за кулисами кто-то со всей дури долбанул чем-то тяжелым обо что-то железное, имитируя, по всей видимости, гром или гонг, на сцене появляется ведущий, наверное знаменуя тем самым начало театрально-драматического действа.

Ведущий(торжественно). Мы вам, друзья, хотим вначале эпиграф к нашей пьесе прочитать, в себе, бесспорно, содержащий глубокий философский смысл. Эпиграф сей не то из Библии, не то от Аристотеля цитата, не то от Соловьева, Канта иль Блаватской, не то сам автор сочинил – не важно. Здесь важен, повторимся, глубокий философский смысл. Итак, звучит эпиграф сей, примерно эдаким макаром: «И сдвинутся холмы, и даже горы сдвинутся, и море вспенится бурливо, но лишь Моя отеческая милость к тебе пребудет неизменной, ибо терпение Мое, о человек, пока границ не знает во Вселенной».

Теперь, друзья, займем минуту вашего внимания необходимым предисловием к началу нашей пьесы.

Нефред Эрнандыч Казуистов был избран в Думу по партийным спискам. И без каких-либо проблем он избран был уже на третий срок.

Имел среди коллег по партии, да и не только, непререкаемый авторитет и слыл блистательным законотворцем.

К нему ходили за советом в кабинет, как за советом к аксакалу ходят горцы.

Да что там говорить, Нефред Эрнандыч слыл, воистину, гуру. Он мог из пальца высосать закон, который бы чернил, клеймил, развенчивал любую откровенную муру и тут же, если надо, возводил ее до сказочных, недосягаемых, высот вселенских.

Такой вот в Думе был законотворческий «пиит», которого б, казалось, нам впору со Столыпиным сравнить, с Родзянко, со Смоленских…

Однако ж нет, друзья. Не так все просто. Сравнения дают неверную картину. Нефред Эрнандыч по развитию гораздо выше их стоял и мыслить мог, как истинный стратег, концептуально. И все, что б он ни сотворил, ни создал и ни написал, уже само собой по сути гениально.

Да-да, друзья, такой вот в нашей Думе был неистовый законотворческий «пиит». И именно, что был!.. Убили нашего героя! Точней сказать, по авторской задумке, должны убить, как только пьеса завершится, и, стало быть, сегодняшней же ночью без совести и чести проклятые наймиты его и порешат.