Шрифт:
(Колян и человек в шапочке подходят к мирно похрапывающему на скамье депутату высшего законодательного органа страны. Колян хватает патрона за обе руки и резко вытягивает их на себя, а не имеющий конкретно на данный момент ни чести, ни совести наймит безжалостными железными щупальцами смыкает свои пальцы на шее Казуистова. Нефред Эрнандыч хрипит и бьется в предсмертных судорогах. Кончина его близка, но откуда ни возьмись, на сцене появляется фея пустыни – прости их, Господи, артистов этих – с российским триколором, гордо держа его над головой.)
Фея
Не троньте, коршуны лихие,Нашу российскую надежду!Вы, люди алчные и злые,Ничтожества, скоты, невежды!Посмели руку на него поднятьИ сердце поразить кривым кинжалом.Скажите мне, какая блядьВам депутата заказала?И это в исторический момент,Когда у общества все нервы на пределе,Когда, найдя «зеленому» эквивалент,Идем-бредем уж наконец к своей заветной цели.Когда пусть медленно, но все же хором, дружно, мы поднимаемся с коленИ, резко осознав всю истинную цену газу,Теперь с восторгом жаждем переменИ верим в золотые унитазы.Когда мы начинаем понимать,Что экономика не рынок у вокзала,Скажите мне, какая блядьВам депутата заказала?Какая гнусная и подлая затея —Во сне законотворца удавить.Ну где ваш гуманизм? Где светлые идеи?Так знайте – вам вины вовек не искупить!Прощай, мой депутат! Ты много сделал для народа.И через трое суток на твоих похоронахЗарядит сильный дождь, заплачет мать-природа,А твое имя – еще месяц – будет у народа на устах.И скажет тот народ: «Твой пробил час.Ну, был ты депутат, и вот тебя не стало.Какой светильник разума угас,Какое сердце биться перестало».Прощай, мой депутат! Прощай, законотворец!Как видишь, нам судьбу не обмануть.Всего лишь фея я, но не десятиборец,Не в силах я тебя спасти! Так в добрый путь!Прощай, законотворец!Вероятно, если бы за кулисами находился кто-нибудь еще, то наверняка бы этот некто со всей дури, как это было на старте данного представления, долбанул бы чем-нибудь тяжелым обо что-нибудь железное, ознаменовав тем самым торжественный финал «начала пламенной борьбы добра»… со справедливостью. Однако, как я, кажется, уже сказал: на то она как раз и есть та самая антреприза, чтобы людей подчас, увы, и не хватало. И это-то вполне естественно. В подобного рода проектах лишний рот экономически невыгоден.
Эпизод пятый
«Господа актеры»
Ай, люди добрые, помогите чем сможете! Разве что с разбегу да в омут с головой. Вот она, природа восприятия. И плюс еще конечно же волшебная сила искусства. Куда нам без этого?
А тем временем отыгравшие короткую пьесу господа артисты, преспокойно собрав небогатый реквизит и не удостоив нас ни в какой степени даже косвенным вниманием – словно мы пустое место, – покинули сцену и, безмолвствуя, с предельной сосредоточенностью на лицах растворились за кулисами: взяли да и исчезли таким вот для меня, не в меру удивленного, невероятным образом. Понятно, что после такой неожиданности в этом и без того затхлом клубе воцарилась гробовая тишина. Я думаю, если бы на тот момент пролетела муха, то непременно бы меня контузила.
– Ну и как вам, товарищ заезжий? – едва слышно да к тому ж еще и шепотом произнес Сковорода, но я воспринял его шепот так, как будто в метре от меня рвануло триста граммов тротила.
– А?.. Простите, что?.. вы мне? – Вот черт! Но я, похоже, снова вздрогнул. В который раз. А в общем-то, немудрено.
– Я говорю, ну как вам выступление, товарищ заезжий? Какие будут замечания? – ненавязчиво повторили мне вопрос.
– Замечания?.. Да, собственно, Гриша, дорогой вы мой, какие тут, к черту, могут быть замечания? По моему глубокому впечатлению, у вас здесь все великолепно. Потрясающие, во-первых, артисты… Своеобразные… Ну и тому, я вам скажу, подобное. И вообще, богатой духовной жизнью живете, товарищи! Если, конечно, резюмировать.
– А вот за это благодарю. Ну так а как вам пьеса-то сама? – не унимался заведующий поселковым клубом.
– Ах да, пьеса!.. Ну а что пьеса?.. На мой взгляд, замечательная пьеса… Да, замечательная! Экспрессия и динамика… и все в ту же степь. Великолепно! Тут, Гриша, наверное, так: либо твой Тит Индустриевич гениальный драматург, либо я последний идиот. Но третьего, извини, не дано, – эмоционально выпалил я и тут же подумал: «А может, я, дурак, чего-то недопонимаю?»
Отчетливо помню, что со стороны моего собеседника последовал очередной вопрос по поводу пьесы, но я его уже не слышал, так как резко рванул по направлению к сцене, но, словно наткнувшись на стекло, был остановлен, казалось бы, абсолютно бытовой, да и произнесенной по-обыденному репликой Сковороды:
– Извиняйте, товарищ заезжий, но вы вот немного поздно об этом подумали.
– Да?.. А о чем я подумал?
– О том самом. Что было бы неплохо пообщаться с товарищами актерами на предмет того, как они сюда попали. Это, конечно, пожалуйста, но они уже на речке.
– Эй, Гриша! Ты, парень, погоди. На какой такой речке?
– На нашей речке. Чернавка называется. Версты две всего отсюда. Но вы сами не найдете. Заблудитесь.
– Угу, да-да… Непременно заблужусь… Версты две? А у артистов что, сапоги-скороходы?
– Да ну что вы? Сапог у них, я думаю, в наличии таких не имеется, но вот ходоки они действительно отменные. А если еще учесть, что и рыбаки заядлые, то их ничем… даже силой не удержишь.
– Замечательно. И что, эта «фея» их, «рыбачка Соня», тоже заядлая?
– У-у-у, она вот основная заводила-то и есть!
– Что ж, вполне понятно. А если я, Григорий, вас очень попрошу, то вы, надеюсь, меня к ним, к рыбачкам, отведете?
– Ну, а почему бы и нет? Дорога все время идет лесом, а там не так жарко. Заодно и прогуляетесь, свежим воздухом сосновым подышите. Только вряд ли вы от них услышите больше того, что я вам уже сказал.