Эдвина отрезала кусочек рыбного филе, затем тонкий ломтик папайи и задумчиво отправила их в рот. Нежное мясо в сочетании с тропическим фруктом давали восхитительный вкус. Божественно!

Лайза бросила пробный шар.

– Что вы скажете на то, если на обложке „Шик!" будет одна из моделей вашей самой первой коллекции? – И она с улыбкой отрезала еще кусочек омара. – Ну, скажем… если ее представит Билли Дон?

Эдвина чуть не раскрыла рот.

– Извините, – тихо произнесла она, чувствуя, что ей надо собраться с мыслями. – Я, наверное, ослышалась.

– Нет, не ослышались. Просто вам трудно в это поверить.

– Вы правы, черт возьми. В таком случае, почему бы вам заодно не спросить, хочу ли я, чтобы мне опять было двадцать лет?

Лайза улыбнулась.

– Потому что я предлагаю только то, что могу. Но я могу спросить и больше.

– Больше?

– Больше, – кивнула Лайза. – А что вы скажете, если я предложу вам в том же выпуске цветной разворот ваших моделей на восьми страницах? И тоже с Билли Дон? Сегодня она самая лучшая манекенщица.

Эдвина отложила нож и вилку. Она не могла, ну просто не могла больше есть. Да и возможно ли, после того как тебе предложили солнце, луну и еще звезды в придачу? Весь мир, не многовато ли? Нет, надо ущипнуть себя.

– Эдс! – весело окликнула ее Лайза. – Где вы?

– Разве сегодня Рождество? А может, русская Пасха? Или Ханука? – Она глотнула из бокала и тихо сказала: – Просто так подобных предложений не делают, – и внимательно посмотрела на Лайзу, ища подтверждения.

Та ответила ей ласковым взглядом.

– Иногда – нет, иногда – да.

– Давайте напрямик. Что конкретно вы хотите за свою роль феи-волшебницы?

Лайза посмотрела на нее в упор.

– Эксклюзивности.

Эдвина нахмурилась.

– Вы хотите, чтобы только „Шик!" имел право публиковать мои модели? – Она покачала головой. – Это невозможно, и вы сами это знаете.

– Нет. Эдс, эксклюзивное право для „Шик!" быть первым журналом, который представит самую первую коллекцию „Эдвины Джи". – На ее лице появилась легкая улыбка. – Вы можете рекламировать свою коллекцию в любом журнале в любое время после того, как выйдет „Шик!". Но я хочу иметь месяц форы, всего лишь один месяц, чтобы представить коллекцию. Эдвина глубоко вздохнула.

– Восемь страниц, вы сказали? Плюс обложка? – Она помахала возле лица ладонью, чтобы прийти в себя. Невероятно: Лайза Шокросс и „Шик!" фактически обеспечат „Эдвине Джи" твердое положение в мире моды – и одним махом.

– Но последнее слово относительно публикуемых вами моделей остается за мной?

– Если они представляют широкий спектр и являются законченными ансамблями – да. Но аксессуары выбирают наш главный художник и модельер.

– А можете вы также, – теперь Эдвина говорила очень, очень медленно, – гарантировать мне выбор фотографа?

– Теперь я вижу, – бросила Лайза сухо, – что вы действительно считаете, что наступило Рождество.

– У меня лишь одна цель: представить коллекцию наилучшим образом.

Лайза вздохнула.

– Хорошо. Кого вы хотите? Гельмута Ньютона? Скребнески? Франческо Скавулло?

– Никого из названных, – улыбнулась Эдвина. Лайза удивилась. Как? Она не хочет самых дорогих и самых лучших? Кого же ей тогда надо?

– Чем же вас не устраивают эти? Я думала, что вы будете добиваться именно кого-то из них.

– Поймите меня правильно. Все они – фантастические фотографы. Но мне нужен Альфредо Тоскани.

Лайза нахмурила брови.

– Какая-то особая причина?

– Первая причина: я знаю, что он может передать образ „Эдвины Джи". Вторая: мне нравится, как он работает. Кроме того, он почти так же престижен, как и другие, и капельку дешевле. – И самый близкий мне человек после отца, подумала Эдвина, не собираясь, однако, раскрывать перед Лайзой любопытные подробности своего детства.

– Прекрасно, Тоскани так Тоскани.

– Я выпью за это!

И они откинулись на спинки, довольные тем, как все обернулось.

К столику неслышно подошел официант и посмотрел на почти нетронутую тарелку Эдвины; по его виду можно было сказать, что он воспринял это словно личное оскорбление. Подняв одну бровь, он спросил:

– Мадам что-то не понравилось?

– Мадам считает, что это было просто чудесно, – заверила его Эдвина.

Официант грустно взглянул на тарелку.

– Тогда можно унести?

– Да, пожалуйста.