Шрифт:
Аллилуйя потупилась.
– Ну… Мне нездоровилось… Знаешь, как бывает, – вроде вот-вот заболеешь, доходит? – Она бросила на мать быстрый взгляд, чтобы проверить ее реакцию.
Судя по выражению лица Эдвины, лед еще не растаял. Похоже, даже наоборот.
– Правда? – холодно проговорила Эдвина. – А нельзя ли более подробно описать, чем это ты собиралась вот-вот заболеть, юная леди?
Аллилуйя воинственно вздернула подбородок:
– Ну, ты понимаешь…
– Ал, – спокойно проговорила Эдвина, ее внутренний ужас выдавала лишь бешено пульсирующая в виске кровь, которую она никак не могла унять. – Надеюсь, мы придем к какому-то соглашению.
– О-ох, – вздохнула девочка, все еще оставаясь настороже. – Значит, сейчас начнется очередной нудеж…
Сделав вид, что не расслышала последней фразы, Эдвина выпрямилась, расправив плечи и спину.
– Прежде всего… что касается твоей комнаты… Не могу не признаться, что для меня это шок. Все же тебе следовало поговорить со мной, а уж потом предпринимать эту… – Она замолчала, подыскивая слово. – Ну, перед тем как ее портить…
– Ма, – в голосе девочки зазвучали нотки усталого недовольства, – ты же никогда не слушаешь! Я сказала тебе по телефону на прошлой неделе, что хочу заняться своей комнатой, и ты ответила: „Прекрасно, дорогая". Естественно, я подумала…
– Ты подумала то, что тебе хотелось подумать… Ты же лучше всех все знаешь… Ну да ладно, что сделано, то сделано. – Эдвина сжала губы. – Теперь об одежде… и косметике. – Она помолчала, нахмурившись, и вопросительно взглянула на дочь. – Твой отец видел тебя в таком виде?
– В каком виде? – Аллилуйя смотрела на мать широко раскрытыми глазами – сама невинность.
– Хватит валять дурака, детка.
– Да правда, ма! Что в тебя вселилось? Кидаешься на меня со страшной силой!
– А как же ты думала? Уж если ты решаешься на такие шаги, то должна и предвидеть последствия. Ты считаешь себя достаточно взрослой, чтобы поступать по-своему, значит, должна быть готова ответить за свои поступки.
– Ты обращаешься со мной, как с ребенком!
– Для того, чтобы с тобой обращались, как со взрослой, нужно и поступать как…
Аллилуйя не дала ей договорить: углядев что-то на экране телевизора, она внезапно издала пронзительный вопль и врубила звук телевизора на полную мощь. Эдвина изумленно уставилась на экран: что могло так потрясти ее дочь?
На экране какой-то юнец с такими же, как у Аллилуйи, желто-черными волосами, торчащими во все стороны, с таким же макияжем и почти в том же самом кожано-брючном одеянии дергался практически под те же самые звуки, которые несколько минут назад удалось ликвидировать Эдвине, выключив плейер. „Пустая голова…"
– Это же Гадкий Билли! – восторженно взвизгнула девочка, стараясь перекричать резкие звуки музыки.
Эдвина вздохнула: так вот тот источник вдохновения, откуда ее дочь черпает идеи в одежде и косметике!
Дождавшись, пока песня кончится, Аллилуйя снова выключила звук. Она была в полном восторге, чего никак не могла сказать о себе Эдвина. В ушах все еще стоял звон, и она никак не могла избавиться от жутких видений, только что скакавших по экрану: рокеры, вампиры, хищники – и над всеми ними Гадкий Билли, своеобразный Франкенштейн хард-рока. Она с отвращением поежилась. Вот уж действительно пожалеешь о канувших в прошлое „Звуках музыки" или „Бэмби". Нет уж, кто как, а она всем этим Билли предпочитает бархатный голос Джули Эндрюс.
– Слушай, ма, правда, он самый сексуальный из всех них? – мечтательно протянула девочка, закатив глаза.
О Боже, час от часу не легче. С каких это пор Аллилуйю стала интересовать в мужчинах сексуальность?
Глубоко вздохнув, Эдвина попыталась взять себя в руки и ничем не выдать свою озабоченность.
– Ты должна понять, малышка, я просто хочу быть хорошей матерью. А это работа не из легких, поверь.
– Как и быть дочерью, – парировала Аллилуйя, выдувая очередной розовый пузырь.
– Да, я согласна. – Эдвина понимала, что слова звучат неубедительно и банально, но они передавали ее волнение. Она опять легко вздохнула. Если бы только Аллилуйя поверила, что она и вправду ее понимает! Эдвина вспоминала свое детство – вот уж его никак не назовешь нормальным. Полная фантасмагория.
Эдвина родилась в Нью-Йорке. Отца своего она не знала, а мать, Холли Робинсон, никогда о нем не рассказывала. Единственное, что ей удалось выяснить, – фамилия отца и правда была Робинсон, а странное чувство юмора, свойственное ее матери, проявилось в записи, которая была сделана ею в 1956 году в свидетельстве о рождении дочери и теперь останется с нею до могилы: Эдвина Джорджия Робинсон. [1] Эдвина Джи.
1
Эдвин Джордж Робинсон – известный американский киноактер – (Здесь и далее прим. пер.)
Очень скоро все вокруг стали звать ее просто Эдс.
Девочку мало беспокоила необычность ее имени, а вот частое отсутствие матери беспокоило куда больше. Холли Робинсон не отличалась серьезностью поведения. Она обожала веселье и путешествия и беззаботно перемещалась из одного часового пояса в другой, полагаясь исключительно на великодушие своих спутников, приглашения и подарки друзей-приятелей или просто знакомых. Недостатка ни в тех, ни в других она не испытывала, чему способствовала ее очаровательная внешность, а также острый ум и яркая индивидуальность, оживлявшие любую вечеринку, на которой она появлялась. Холли входила в число завсегдатаев всех ведущих игровых площадок мира, будь то Париж, Сардиния, Монте-Карло, Лондон или же побережье Карибского моря. Повсюду, где только мог приземлиться самолет, легко сходила на землю и Холли. Денег у нее никогда не было, и матери с девочкой частенько приходилось перебираться из одного отеля в другой, подчас тайком выскальзывая из них ночью, чтобы не платить по счету. Однако недостатка в мехах, туалетах или ювелирных изделиях она не испытывала никогда, как не было у нее недостатка ни в магазинных счетах, ни в билетах на самолет, ни в приглашениях на званые вечера и прогулки на яхте. Красота и оригинальность Холли Робинсон служили ей пропуском в иной мир. Правда, пропуск этот был выписан на одно лицо; на детей он рассчитан не был.