Мне было восемнадцать, но обязательно ли исповедоваться перед наглой пигалицей?!

– Это тебя не касается, – пожалуй, чересчур грубо ответила я. И сама себя отругала мысленно: девчонка же меня провоцирует, так сказать, проверяет на вшивость, а я словно играю в поддавки.

– Но, скорее всего, у меня появится новый бойфренд, – причмокнула Яна, – нравится мне один человек…

Взяв себя в руки, я решила поддержать разговор.

– Вы вместе учитесь?

– Еще чего, – фыркнула она, – он гораздо старше. Его зовут Дэн. Может быть, сегодня я тебе его покажу. Не хочешь прогуляться в одно место?

– Лера сказала, что тебе надо делать уроки.

– Нам ничего не задали. – Она посмотрела на меня так невинно, что я сразу поняла: врет.

– А если проверить дневник?

– Не будь занудой. Мы же ненадолго. А вечером позанимаемся. Покажу тебе свои тетрадки, поможешь мне с геометрией. Ты же журналистка, неужели тебе не интересно посмотреть, чем живет молодежь?

– Не обижайся, но на героиню спецрепортажа ты не тянешь. И что же это за место, куда ты меня приглашаешь?

– Для начала – в салон красоты. – Яна вскочила, отодвинув чашку с морсом. – Очень модный салон. Я давно собиралась записаться, а сегодня как раз уроков не задали. Не волнуйся, деньги у меня есть!

– Зачем тебе в салон красоты – на маникюр? – удивилась я. Неужели за те почти двадцать лет, что отделяют меня от Янкиного щенячьего задора, жизнь так изменилась, что теперь в салоны красоты принято ходить с детского возраста? Помнится, сама я впервые позволила себе салонный маникюр и педикюр с первой стипендии.

– И на маникюр в том числе. Сашка, это потрясающее место, жутко модное! Уверяю, ничего подобного ты никогда не видела.

Салон красоты, в который привела меня Яна, больше напоминал наркопритон. Конечно, никто и не ожидал, что четырнадцатилетняя задиристая пигалица холит ногти в «Жак Дессанж», но то, что я увидела, превосходило самые мрачные мои ожидания. Полуподвальное помещение, стены, расписанные неуемными граффитчиками, грязный пол. Навстречу нам выплыл администратор – юнец лет пятнадцати с длинными сальными волосами и такой космической пустотой в глазах, что сразу становилось понятно: здесь не обошлось без психотропных стимуляторов. На его тощеватом цыплячьем плечике был вытатуирован огромный скорпион – такой рисунок пришелся бы впору какому-нибудь брутальному мотоциклисту.

– Я записана к Антону, на восемнадцать тридцать, – светски улыбнулась Яна.

Я незаметно дернула ее за рукав и, когда администратор отвлекся на то, чтобы мучительно переварить полученную информацию, прошептала:

– Может, пойдем отсюда, а? Ян, в такие места нельзя ходить, так и гепатит подхватить можно. Хочешь, я отведу тебя к своей маникюрше? Не так-то она дорого и берет, честное слово.

– Иногда не стоит обращать внимание на внешний вид, – загадочно улыбнулась она, – поверь мне, здесь лучшие в городе специалисты.

Администратор наконец очнулся, его флегматичное лицо медленно перекосилось на одну сторону – уголок обветренной губы поплыл вверх, правый глаз полузакрылся. В его интерпретации эта отвратительная гримаса означала улыбку.

– Антон вас ждет, проходите в кабинет. Туда, направо… А вы, – он с трудом сфокусировал мутный взгляд на мне, – можете пока полистать журналы в холле.

В принципе ничего страшного не произошло. Улыбающаяся Яна скрылась за потрепанной дверью, я уселась на продавленную банкетку и схватила первый попавшийся журнал – с обложки похотливо улыбалась голая по пояс толстуха, в крупных несвежих сосках которой блестели вульгарные сережки-кольца. Но почему-то нехорошее предчувствие не покидало меня, с каждой минутой нарастая, точно набирающий обороты вой пожарной сирены. Нахмурившись, я огляделась вокруг. Холл был украшен фотографиями – и на всех татуированные длиннобородые мужики позируют в обнимку с мотоциклами или с уцененного вида блондинками. Я не могла понять, что же так меня смущает, помимо царящей в этом «царстве красоты» антисанитарии да легкого запаха марихуаны, которым, казалось, были пропитаны все стены. Может быть, название салона – «Cool tattoo». Позвольте, да разве может банальное местечко, где приводят в порядок волосы и ногти, называться «Крутая татуировка»?!

– Простите, а какую услугу оплатила моя сестра? – срывающимся голосом спросила я у администратора, который, перестав обращать на меня внимание, ушел в понятную ему одному нирвану.

– Что? – Он встряхнул головой, призывая мозаику мыслей собраться воедино.

– Что там делают с моей сестрой? – я повысила голос. – Кстати, вам известно, что она несовершеннолетняя?

– Это не запрещено законом, – ожил он, – как будто вы не знаете, что сейчас делают. Да сейчас все через одну с татуировками и проколотыми пупками!

– С… чем? – У меня зашумело в ушах.

– На вашем месте я бы тоже об этом подумал, – подмигнул он, – а что, сексуально смотрится. Вот у моей девушки проколоты и пупок, и оба соска, и, извините за интимную подробность, половая губа. Это возбуждает.

На ватных ногах я влетела в кабинет, рот мой был распахнут в безмолвном крике, перед глазами плясал назойливый видеоряд: вот Яна с татуированным тарантулом во всю спину возвращается домой, а следующим вечером ко мне приходят ее родители с туристическими топориками и мстительным блеском в глазах.

Я опоздала.

На медицинской кушетке, вытянувшись во весь рост, лежала Яна, и нездоровая бледность густой вуалью покрывала ее лицо – теперь интеллигентно-бежевые румяна смотрелись на нем вульгарными пятнами. Ее плоский живот был обнажен, из трогательно-миниатюрной складочки пупка торчала длинная игла. Я сдавленно вскрикнула, и Яна открыла глаза. Она плакала.

– Сашка, ты чего? Сказали же тебе, надо подождать в коридоре.

– Это ты «чего»? – ахнула я, склоняясь над ее животом. – Боже, тебя изуродовали! Какой ужас! Это хотя бы не больно? Я подам на них в суд.