– Давай, Кэроли. Я тебя слушаю.

Минуту она сидела, собираясь с мыслями и благоухая духами «Донна Каран», – красивая и обаятельная, как всегда.

– Линдси, – мягко начала она, – ты должна понять, что этим людям следует винить самих себя. Уиттакеры снимали детское порно. Далтри морили голодом своих детей. Они состояли в какой-то дурацкой секте, которая требовала не кормить подростков твердой пищей.

– Тебе не приходило в голову, что можно обратиться в службу помощи детям?

– Думаешь, я этого не делала? Сто раз. Но Джейк и Эллис были не дураки. Они забивали едой все полки в кухне, но никогда не кормили своих детей.

– А доктор О'Майли и его жена? В чем их вина?

– Доктор торговал собственным ребенком через Интернет. В ее комнате стояла камера. Эта дурочка Лорели все знала. И Кэтлин тоже знала. Я очень надеюсь, что ее дед и бабка помогут ей. Жаль, что у меня уже не будет такого шанса.

С каждым словом, сказанным этой женщиной, я все глубже проникала в ее бесконечный нарциссизм. Кэроли и ее соратники решили устроить крестовый поход против всех обидчиков детей в Халф-Мун-Бэй и организовали его в полном соответствии с юридическими нормами – с собственным судом, присяжными и исполнителями приговора. В их действиях имелись логика и правда.

Если забыть о том, что они делали.

– Кэроли, ты убила восемь человек.

Нас прервал стук в дверь. Детектив приоткрыл створку и выглянул наружу. Я увидела в проеме шефа Старка. Его лицо было серым от усталости. Я вышла к нему в коридор.

– Звонили из больницы, – сообщил он. – Хинтон все-таки добил жертву.

Я вернулась в кабинет, села в мягкое кресло.

– Уже девять, Кэроли. Фарли только что скончался.

– Слава Богу! – откликнулась Кэроли. Когда вы заглянете в сарай во дворе Фарли, вам захочется наградить меня. Супруги Фарли занимались контрабандой мексиканских девочек. Они продавали их для секса по всей стране. Позвонив ФБР, Линдси. Это серьезное дело.

Ошеломив меня последней новостью, Кэроли слегка расслабилась. Она подалась вперед и промолвила:

– Давно хотела сказать тебе одну вещь. Она касается только тебя. Помнишь Джона Доу? Его звали Брайн Миллер. Это я его убила.

Я не верила своим ушам. Она убила моего Джона Доу!

Десять лет я не могла отвязаться от этой смерти. Кэроли была близка с моей сестрой. Получалось, что все это время я и убийца Джона Доу ходили рядом, пока наши пути не пересеклись в этой комнате.

– Кажется, приговоренным к смерти дают покурить. Можно, Линдси?

– Да, да, конечно, – пробормотала я. – Кури сколько хочешь.

На канцелярском шкафчике лежала нераспечатанная упаковка «Мальборо». Разорвав обертку, я достала пачку и небрежно бросила на стол вместе с коробком спичек.

Я пыталась сохранять невозмутимый вид, но мне очень хотелось услышать о мальчике, чью гибель я переживала и носила в себе столько лет.

– Спасибо, – кивнула Кэроли.

Прекрасная учительница, мать, защитница детей.

Она сорвала с пачки целлофановую пленку, сняла верхний вкладыш из фольги и вытащила сигарету. Ярко сверкнула спичка, и в воздухе запахло серой.

– Киту было двенадцать, когда он пришел в нашу школу, – произнесла она. – Столько же, сколько моему сыну Бобу. Оба были отличные ребята. Умные, способные.

Кэроли подробно описала появление Брайна Миллера – мальчика постарше, бродягу, сбежавшего из дома, который быстро завоевал ее доверие и стал воспитателем в их школе.

– Брайан постоянно насиловал их обоих, Боба и Кита, – не только телом, но и духом. У него был складной десантный нож. Он пригрозил, что превратит их в девчонок, если они заикнутся о том, что он с ними сделал.

На щеках Кэроли сверкнули слезы. Она помахала рукой, словно расплакалась только от дыма. Чашка с кофе задрожала. В комнате слышалось тихое шипение пленки, продолжавшей крутиться в магнитофоне.

Когда Кэроли возобновила рассказ, ее голос стал тише. Я наклонилась вперед, чтобы не упустить ни слова.

– Как только Брайан получил от мальчиков все, что ему хотелось, он исчез и унес с собой лучшее, что в них было, – невинность, достоинство и чистоту.

– Почему ты не позвонила в полицию?

– Я звонила. Но когда Боб рассказал мне обо всем, прошло уже много времени. Да и полицию не особенно интересовали беглецы из моей школы. Миновало много лет, прежде чем на лице Кита снова появилась улыбка. А с Бобом было еще хуже. Когда он вскрыл себе вены, я поняла: надо что-то делать.

Кэроли крутила ремешок своих ручных часов – грациозный, чисто женский жест, – но на ее лице было столько же гнева и страдания, как и десять лет назад.

– Продолжай, – пробормотала я. – Я слушаю, Кэроли.