"Случалось, правда, и довольно часто, что глаза м-ра Пипкина останавливались на прелестномъ личик Маріи Лоббсъ въ церкви и другихъ мстахъ; но глаза Маріи Лоббсъ никогда не лучезарились такимъ искрометнымъ блескомъ, и розовыя щеки Маріи Лоббсъ никогда не покрывались такимъ ярко-пламеннымъ румянцемъ, какъ въ настоящую минуту. Ничего, стало быть, удивительнаго нтъ, если Натаніэль Пипкинъ не могъ на этотъ разъ оторвать своихъ глазъ отъ прелестнаго личика миссъ Лоббсъ; ничего удивительнаго, если миссъ Лоббсъ, встртивъ пристальный взглядъ молодого человка, поспшила отойти отъ окна, откуда выставлялась ея миніатюрная головка, и нтъ ничего удивительнаго, если вслдъ затмъ Натаніэль Пипкинъ окрысился на негоднаго мальчишку и далъ ему тумака по затылку. Все это совершенно въ порядк вещей, и было бы глупо удивляться всмъ этимъ вещамъ.

"Нельзя, однакожъ, никакимъ образомъ нельзя не удивляться, что человкъ, подобный м-ру Натаніэлю Пипкину, вспыльчивый человкъ, горячій, раздражительный, a главное, голый шаромыжникъ, подобный Натаніэлю Пипкину, осмлился съ этой поры питать дерзкую надежду на полученіе руки и сердца единственной дочери гордаго старика Лоббса, богатаго сдельника Лоббса, который мотъ бы однимъ взмахомъ своего пера купить пахатной земли для цлой деревни. Было извстно всему мстечку, что y Лоббса денегъ куры не клюютъ; что въ его желзномъ сундук хранятся несмтныя сокровища изъ золотыхъ и серебряныхъ слитковъ; носилась достоврная молва, что въ праздничные дни на обдахъ Лоббса подаютъ къ столу серебряныя вилки, ножи, серебряные чайники, сливочники, сахарницы, и каждый зналъ, что вс эти сокровища перейдутъ со временемъ въ руки счастливаго супруга миссъ Маріи Лоббсъ. Нельзя, стало быть, не остолбенть отъ удивленія, когда м-ръ Натаніэль Пипкинъ осмлился обратить въ эту сторону свой безразсудный взоръ.

"Но любовь слпа, это всмъ извстно. Натаніэль Пипкинъ косилъ на лвый глазъ — это знало также все мстечко. По этимъ двумъ причинамъ, соединеннымъ вмст, Натаніэль Пипкинъ, очертя голову, бросился впередъ по ложной дорог.

"Еслибъ старикъ Лоббсъ заподозрилъ какъ-нибудь дерзкій замыселъ Наталіэля, онъ, я думаю, повернулъ бы всю школу, истерзалъ бы въ мелкіе куски начальника этой школы и, нтъ сомннія, удивилъ бы все мстечко своимъ лютымъ зврствомъ; потому что онъ былъ ужасенъ, этотъ старикъ Лоббсъ, когда оскорбляли его гордость или когда кровь приливала къ его голов. A какъ онъ клялся, Боже мой, какъ онъ клялся! Когда, бывало, напустится онъ на своего костляваго подмастерью съ тонкими ногами, громкій его голосъ раздается по всей улиц, м-ръ Натаніэль Пипкинъ дрожитъ въ приходской школ, какъ осиновый листъ, и волосы становятся дыбомъ на головахъ его ребятишекъ.

"Очень хорошо. День проходилъ за днемъ, школа собиралась, распускалась, и когда мальчишки расходились по домамъ, м-ръ Пипкинъ принимался сидть y передняго окна и, притворяясь, будто читаетъ книгу, бросалъ по временамъ косвенные взгляды на противоположное окно, надясь уловить свтлый взоръ Маріи Лоббсъ. И много унылыхъ часовъ м-ръ Пипкинъ провелъ въ сердечномъ сокрушеніи, и долго читалъ онъ и пристально смотрлъ, томимый безполезнымъ ожиданіемъ; но, наконецъ, свтлые глазки снова появились y противоположнаго окна, и было ясно, что яркіе глаза, такъ же, какъ его усталые глаза, углубились въ чтеніе какой-то книги. Натаніэль Пипкинъ задрожалъ отъ восторга, и фантазія его переполнилась самыми яркими мечтами. Уже было для него неописаннымъ счастьемъ сидть на своемъ мст по цлымъ часамъ и смотрть на прелестное личико, склоненное надъ книгой; но когда Марія Лоббсъ, бросая книгу, устремляла свой взоръ въ ту сторону, гд сидлъ Натаніэль Пипкинъ, сердце его замирало отъ восторга, и удивленіе его не имло никакихъ границъ. Наконецъ, въ одинъ прекрасный день, когда старикъ Лоббсъ ушелъ со двора, Натаніэль Пипкинъ осмлился своей рукой послать черезъ улицу воздушный поцлуй Маріи Лоббсъ — и что же? Вмсто того, чтобъ закрыть окно и задернуть стору, Марія Лоббсъ сама отправила тмъ же путемъ воздушный поцлуй и улыбнулась, сладко улыбнулась! Посл этого, будь, что будетъ, Натаніэль Пипкинъ твердо ршился обнаружить при первомъ случа настоящее состояніе своихъ нжныхъ чувствъ.

"Не было на свт ножки легче и красиве ножки Маріи Лоббсъ, когда выступала она воздушной газелью по зеленому лугу, и никогда свтъ не производилъ такихъ прелестныхъ ямочекъ, какія красовались по обимъ сторонамъ ея розовыхъ щекъ. Дочь стараго сдельника, Марія Лоббсъ, была красавица въ полномъ и строжайшемъ смысл слова. Плутовскіе глазки ея могли расплавить самое чугунное сердце, и было столько игривой радости въ ея веселомъ смх, что суровый и самый закоснлый мизантропъ принужденъ былъ невольно улыбаться, когда слышалъ эти звуки. Даже самъ старикъ Лоббсъ, несмотря на свою природную лютость, не могъ противиться лукавымъ ласкамъ прекрасной дочки, и когда она вмст съ Кэтъ, своей двоюродной сестрой (Кэтъ — миніатюрная двушка, чрезвычайно смлая и назойливая), начнетъ осаждать старика прихотями, — что, признаться, длали он довольно часто, — старикъ Лоббсъ не могъ имъ отказать ни въ чемъ, еслибъ даже вздумалось имъ попросить значительной частицы несмтныхъ сокровищъ, хранившихся въ желзной касс.

"Сильно забилось сердце въ груди Натаніэля, когда въ одинъ прекрасный лтній вечеръ онъ увидлъ шагахъ въ двадцати отъ себя, двухъ прекрасныхъ подругъ на томъ самомъ пол, гд часто бродилъ онъ около сумерекъ, размышляя о красот Маріи Лоббсъ. Но, хотя всегда ему казалось, что онъ мигомъ подбжитъ къ Маріи Лоббсъ и выскажетъ ей всю свою страсть при первой встрч, однакожъ, теперь, застигнутый врасплохъ, онъ почувствовалъ, что кровь прихлынула къ его лицу и ноги его задрожали, затряслись, утративъ свою обычную гибкость. Когда двушки останавливались для того, чтобы сорвать цвтокъ или послушать соловья, м-ръ Пипкинъ тоже стоялъ на одномъ мст, погруженный въ глубокую думу. Предметомъ его тайной мысли была трудная задача: что долженъ онъ длать, если двушки повернутся назадъ и встртятся съ нимъ лицомъ къ лицу? Испуганный заране вроятностью этой встрчи, онъ, однакожъ, не терялъ ихъ изъ вида: если шли он скорымъ шагомъ, ускорялъ и онъ свои шаги; медлили он, медлилъ и онъ; когда он останавливались, онъ также стоялъ въ почтительномъ разстояніи отъ нихъ, и такая прогулка, нтъ сомннія, могла бы продлиться до глубокой ночи, еслибъ Кэтъ, вдругъ обернувшись назадъ съ лукавымъ видомъ, не пригласила его подойти къ нимъ.

"Въ голов и движеніяхъ Кэтъ заключалась для него какая-то непреодолимая сила. Раскраснвшись теперь, какъ красный сургучъ, и сопровождаемый громкимъ смхомъ лукавой кузины, м-ръ Пипкинъ спшилъ повиноваться и, сдлавъ нсколько шаговъ, сталъ на колни на мокрую траву и объявилъ ршительнымъ, хотя дрожащимъ тономъ, что онъ согласенъ подняться на ноги не иначе, какъ счастливымъ любовникомъ Маріи Лоббсъ. Веселый смхъ Маріи Лоббсъ служилъ на первый разъ единственнымъ отвтомъ на пламенную декларацію горемычнаго школяра; кузина захохотала еще громче, и м-ръ Натаніэль Пипкинъ раскраснлся до ушей. Приведенная, наконецъ, въ трогательное умиленіе нжной мольбою молодого человка, Марія Лоббсъ приказала на ухо своей кузин объявить, или, быть можетъ, кузина сочинила сама, что "Марія Лоббсъ чувствуетъ себя истинно счастливою въ присутствіи м-ра Пипкина, ея рука и сердце состоятъ въ полной зависимости отъ родительской воли; но, во всякомъ случа, она отдаетъ полную справедливость достоинствамъ м-ра Пипкина". Все это, какъ и слдуетъ, было произнесено важнымъ и торжественнымъ тономъ. М-ръ Пипкинъ поднялся на ноги и удостоился на прощанье получить горячій поцлуй. Воротившись домой счастливйшимъ человкомъ въ мір, онъ мечталъ всю ночь о прелестяхъ Маріи Лоббсъ и о желзномъ сундук старика Лоббса.

"На другой день Натаніэль Пипкинъ имлъ счастье видть, какъ старикъ Лоббсъ отправился изъ своего дома на сренькой лошадк. И лишь только онъ ухалъ, рзвая кузина принялась выдлывать изъ окна какіе-то хитрые и загадочные знаки, непостижимые для молодого человка. Вслдъ затмъ перебжалъ черезъ дорогу костлявый подмастерье съ тонкими ногами и, переступивъ черезъ порогъ приходской школы, объявилъ, что хозяина его нтъ дома и что молодыя хозяйки покорнйше просятъ м-ра Пипкина пожаловать къ нимъ на чашку чаю ровно въ шесть часовъ. Какимъ образомъ продолжались уроки въ этотъ день, м-ръ Пипкинъ не зналъ такъ же, какъ и его ученики; все, однакожъ, шло своимъ чередомъ, по заведенному порядку, и когда мальчишки разбжались по домамъ, Натаніэль Пипкинъ принялся за свой туалетъ, и это занятіе продолжалось y него вплоть до шести часовъ. Мы не говоримъ, что гардеробъ его былъ слишкомъ многосложенъ; но надлежало пригладить и приладить каждую вещицу, чтобъ выставить ее въ самомъ выгодномъ свт, a это, сказать правду, требовало большихъ соображеній и необыкновеннаго искусства.