— Ужасно, ужасно! — воскликнулъ м-ръ Пикквикъ, задыхаясь отъ внутренняго волненія посл безуспшной экзерциціи.

Онъ взглянулъ на домъ, мрачный и спокойный. Отсутствіе всякаго движенія служило несомнннымъ признакомъ, что вс улеглись спать. Не время ли опять возобновить сигналъ?

М-ръ Пикквикъ прокрался на цыпочкахъ по мокрому щебню и, взойдя на галлерею, тихонько постучался въ дверь. Онъ притаилъ дыханіе, насторожилъ чуткій слухъ и приставилъ правый глазъ къ замочной щели. Никакого отвта: очень странно. Онъ стукнулъ еще немного посильне и приставилъ лвый глазъ къ той же щели. Послышался легкій шопотъ и затмъ робкій окликъ:

— Кто тамъ?

— Опять не Іовъ! — подумалъ м-ръ Пикквикъ, торопливо отпрядывая вдоль стны. — Это женскій голосъ.

Едва усплъ онъ дойти до этого заключенія, какъ вдругъ отворилось наверху окно и четыре женскихъ голоса закричали разомъ:

— Кто тамъ?

М-ръ Пикквикъ не смлъ пошевелить ни рукой, ни ногой. Очевидно, что весь домъ пробудился отъ сна. Онъ ршился стоять неподвижно на своемъ мст, пока затихнетъ эта страшная тревога, и потомъ, употребивъ отчаянное усиліе, перескочить черезъ стну или погибнуть y забора.

Лучше, разумется, ничего не могъ придумать первый мудрецъ въ свт; но, къ несчастью, разсчетъ м-ра Пикквика основывался на предположеніи, что робкія женщины не посмютъ отворить двери въ другой разъ. Представьте же себ его изумленіе и ужасъ, когда онъ услышалъ звукъ желзнаго болта, звонъ защелки, и потомъ увидлъ обоими глазами, что дверь отворяется постепенно шире и шире! Онъ забился въ уголокъ, отступая шагъ за шагомъ. Дверь отворялась ширь; и шире.

— Кто тамъ? — взвизгнулъ многочисленный хоръ тоненькихъ голосковъ, принадлежавшихъ двствуюшей леди, основательниц заведенія, тремъ гувернанткамъ, пяти служанкамъ и тремъ дюжинамъ молоденькихъ двушекъ, пансіонерокъ, высыпавшихъ на лстницу въ папильоткахъ и блыхъ простыняхъ.

Скажите по совсти, могъ ли м-ръ Пикквикъ откровенно отвчать на этотъ эксцентрическій вопросъ? Нтъ, разумется. Онъ стоялъ молча и едва дышалъ.

И среди ночного безмолвія хоръ двицъ завопилъ дискантомъ: — Боже мой! Какъ мн страшно!

— Кухарка, — сказала двствующая начальница Вестгета, принявшая предосторожность стать на верхней лстничной ступени, позади пансіонерокъ и служанокъ, — кухарка, перешагните черезъ порогъ и посмотрите, что тамъ въ саду.

— Нтъ, сударыня, покорно васъ благодарю, — отвчала кухарка, — у меня не дв головы на плечахъ.

— Боже мой, какъ она глупа! — воскликнули три дюжины двицъ.

— Кухарка! — повторила двствующая леди съ великимъ достоинствомъ, — укоротите свой дерзкій языкъ. Я приказываю вамъ немедленно перешагнуть черезъ порогъ.

Здсь кухарка принялась плакать, и судомойка, вступясь за нее, сказала: — "какъ не стыдно вамъ, сударыня!" За что, какъ и слдуетъ, общались судомойку прогнать со двора.

— Слышите вы, кухарка? — сказала двственная лэди, сердито топая ногой.

— Какъ вы смете ослушаться начальницы? — вскричали три гувернантки.

— Какая она безстыдница, эта безсовстная кухарка! — заголосили тридцать шесть пансіонерокъ.

Подстрекаемая такими энергическими побужденіями, кухарка, вооруженная свчою, сдлала два шага впередъ и немедленно объявила, что въ саду нтъ никого и что шумъ, вроятно, произошелъ отъ втра. Мало-по-малу дверь снова начала затворяться, какъ вдругъ одна изъ воспитанницъ, случайно бросившая взглядъ черезъ дверныя петли, испустила пронзительный визгъ и снова переполошила весь домъ.

— Что это сдлалось съ миссъ Смитерсъ? — сказала содержательница пансіона, когда упомянутая миссъ Смитерсъ продолжала корчиться въ истерическихъ припадкахъ.

— Боже мой, что съ вами, миссъ Смитерсъ? — заголосили тридцать пять молодыхъ двицъ.

— Охъ!.. мужчина… мужчина тамъ… за дверью! — визжала миссъ Смитерсъ.

Услышавъ эту поразительную всть, содержательница пансіона въ ту же минуту удалилась въ свою спальню, заперлась двойнымъ ключомъ и съ превеликимъ комфортомъ упала въ обморокъ на своей постели. Пансіонерки, гувернантки и служанки попадали на лстничныхъ ступеняхъ другъ на друга, и никогда свтъ не производилъ такого обилія визговъ, криковъ, обмороковъ, возни и толкотни.

Забывая собственную опасность, м-ръ Пикквикъ храбро выступилъ изъ своей засады и, остановившись въ дверяхъ, произнесъ громогласно:

— Милостивыя государыни!.. Милыя мои!

— Ахъ! ахъ! Онъ называетъ насъ милыми! — вскрикнула старшая гувернантка, знаменитая своимъ необыкновеннымъ безобразіемъ. — Ахъ, злодй!

— Милостивыя государыни, — проревлъ еще разъ м-ръ Пиквикъ, доведенный до отчаянія опасностью своего положенія. — Выслушайте меня. Я не воръ. Я пришелъ собственно къ вашей начальниц.