— Охъ, я знаю, что это глупо, — отвчала Луиза, усаживаясь на стулъ и вынимая платокъ изъ ридикюля, — но онъ настоящій вылитый Домби. Въ жизнь я не видала такого сходства.

— Но въ какомъ положеніи Фанни? — сказалъ м-ръ Домби. — Съ нею что длается?

— Ничего, милый Павелъ, — отвчала Луиза, — ршительно ничего, поврь мн, такъ-таки иросто ничего. Небольшое изнуреніе, истощеніе силъ, но ничего такого, что я вытерпла съ моимъ Жоржемъ или Фридерикомъ. Стоитъ ей немножко потерпть, — вотъ и все. О, если бы Фанни была Домби! Но я не сомнваюсь и даже уврена, что она сдлаетъ это усиліе, котораго отъ нея требуютъ: вдь она знаетъ, какъ это необходимо. — Ахъ, милый Павелъ, я вся взволнована, и дрожь проняла меня съ ногъ до головы: это глупо, очень глупо; но что длать? Ужъ я такъ создана. Вели мн, пожалуйста, дать рюмку вина и перекусить что-нибудь. Я думала, что совсмъ упаду на лстниц, когда выбжала отъ Фанни и посмотрла на нашего крошечнаго пвунчика.

За этими словами, вызванными живйшимъ воспоминаніемъ о ребенк, послышалась скромная походка, и кто-то слегка постучался въ дверь.

— М-съ Чиккъ, — проговорилъ ласковый женскій голосъ, — какъ вы себя чувствуете, моя милая?

— Любезный Павелъ, — тихонько сказала Луиза, вставая со стула, — это миссъ Токсъ, прекрасная, преинтересная двица: мн никогда бы не быть безъ нея здсь! Миссъ Токсъ, рекомендую вамъ — братъ мой, м-ръ Домби; Павелъ, милый Павелъ, — рекомендую: моя искренняя пріятельница, мой лучшій другъ — миссъ Токсъ.

Отрекомендованная интересная двица была длинная, сухощавая фигура съ такимъ увядшимъ лицомъ, какъ-будто щеки ея были когда-то натерты линючей краской, и эта краска мгновенно сбжала отъ дйствія воды и солнечныхъ лучей. Зато ее можно было назвать настоящей розой учтивости и добродушія. Отъ продолжительной привычки вслушиваться во все, что при ней говорили, и внимательно всматриваться въ физіономію собесдниковъ, какъ-будто было y ней намреніе неизгладимо запечатлть въ душ ихъ портреты, голова ея совершенно склонилась на одну сторону. Ея руки получили судорожную привычку подниматься сами собою въ знакъ невольнаго удивленія; въ глазахъ постоянно отражалось это же чувство. Голосъ ея былъ самый нжный и вкрадчивый; на самой переносиц услась y нея небольшая шишка, и огромный орлиный носъ ея, по этой причин, никогда не вздергивался кверху.

Миссъ Токсъ одвалась богато и даже по мод, но въ ея плать всегда замтна была какая-то скудость и оборванность. На шляпк или чепчик y ней всегда красовались разнокалиберные цвточки, и волосы иной разъ убирались странными букетами. Любопытные глаза замчали также, что на ея воротникахъ, манжетахъ, косынкахъ и вообще на всемъ, гд долженъ быть узелъ, два конца никогда не сходились вмст какъ слдуетъ, a торчали какъ-то страннымъ образомъ. Зимой носила она разные мховые наряды, налантины, боа, муфты; но все это никогда не приглаживалось, и мхъ по обыкновенію таращился въ разныя стороны. Она любила носить маленькіе кошельки съ замочками, стрлявшими на подобіе пистолетовъ всякій разъ, когда она ихъ запирала или когда они запирались сами собою; эти и другія подобныя принадлежности въ ея костюм содйствовали къ распространенію мннія, что миссъ Токсъ дама независимая во всхъ отношеніяхъ, и такое мнніе она при всякомъ случа старалась обратить въ свою пользу. Ея мелкая, жеманная походка была также очень для нея выгодна: она раздляла обыкновенный шагъ на дв или на три части, и это, какъ думали, происходило оттого, что миссъ Токсъ привыкла изъ каждой вещи длать возможно большее употребленіе.

— Увряю васъ, — сказала миссъ Токсъ, — я всегда считала за величайшую честь быть представленной м-ру Домби; но, признаюсь, никакъ не думала удостоиться такой чести въ эту минуту. Любезная, милая м-съ Чиккъ… или ужъ позвольте назвать васъ просто Луизой.

М-съ Чиккъ крпко пожала руку миссъ Токсъ, поставила рюмку вина, отерла слезу и трогательнымъ голосомъ произнесла: — благодарю, благодарю васъ!

— Милая Луиза, — продолжала миссъ Токсъ, — дорогой мой, неоцненный другъ, какъ вы себя чувствуете?

— Теперь немного лучше, — отвчала м-съ. Чиккъ, — выпейте вина, моя милая; вы почти такъ-же взволнованы, какъ я, — вамъ надобно подкрпиться.

М-ръ Домби началъ подчивать.

— Вотъ что, любезный Павелъ, — продолжала м-съ Чиккъ, взявъ подругу за руку, — зная, съ какимъ нетерпніемъ дожидалась я этого дня, несравненная миссъ Токсъ приготовила для Фанни небольшой подарокъ, который я общалась ей передать. Подарокъ этотъ — маленькая подушечка для булавокъ; но я должна сказать теб, милый Павелъ, миссъ Токсъ обнаружила тутъ всю деликатность нжнаго сердца. На подушечк вышито: "пожалуйте сюда, крошечка Домби"! Каково?

— Это девизъ? — спросилъ братъ.

— Да, девизъ, — отвчала Луиза.

— Но вы должны оправдать меня, милая Луиза, — сказала миссъ Токсъ тономъ покорной просьбы, — только лишь — ахъ, какъ бы это сказать? — неизвстность этого случая заставила употребить такую свободу. Мн бы гораздо приличнй было выразиться: "пожалуйте сюда, господинъ Домби"! Но какъ могли мы знать, что дождемся такого ангельчика? Иначе бы я никакъ не позволила себ эту непростительную фамильярность, увряю васъ.

Говоря это, миссъ Токсъ сдлала очень граціозный книксенъ, и м-ръ Домби отвчалъ ей тоже очень граціознымъ поклономъ. Надобно сказать, братъ въ совершенств понималъ свою сестру, считая ее слабой и пустой женщиной; тмъ не мене м-съ Чиккъ имла надъ нимъ большое вліяніе именно потому, что очень искусно поддлывалась подъ его характеръ, толкуя безпрестанно о Домби и Сын.

— Вотъ теперь, — сказала м-съ Чиккъ, сладко улыбаясь, — я готова за все простить Фанни, за все!

Посл этого припадка христіанской любви къ ближнему, на душ м-съ Чиккъ сдлалось очень легко. Собственно говоря, ей вовсе не за что было прощать свою невстку, потому что та ни въ чемь передъ ней не провинилась: преступленіе ея состояло только въ томъ, что она осмлилась выдти замужъ за ея брата, да еще разв въ томъ, что за шесть лтъ передъ этимъ бдная женщина родила двочку вмсто сына, котораго отъ нея ожидали.