Между тмъ самъ Вальтеръ, веселый, беззаботный, простодушный Вальтеръ, никакъ не думалъ отдавать себ отчета въ собственныхъ чувствахъ, да и не былъ способенъ къ такому анализу. Онъ очень полюбилъ набережную, гд впервые встртилъ Флоренсу, и улицы, гд проходилъ съ нею, хотя, собственно говоря, замчательнаго въ нихъ ничего не было. Гадкіе башмаки, съ которыми столько было хлопотъ, онъ берегъ y себя въ комнат и, сидя по вечерамъ на своей постели, рисовалъ отъ бездлья фантастическіе портреты доброй бабушки Должно также сказать, что посл этого достопамятнаго приключенія онъ сдлался повнимательне къ своему костюму и въ досужее время не пропускалъ случая пройтись по улиц, гд находился домъ м-ра Домби, въ надежд встртиться съ маленькой Флоренсой. Но вс эти чувствованія были совершенно невинны и не выходили за предлы дтской натуры. Флоренса очень миленькая двочка, и разумется, пріятно было полюбоваться на хорошенькое личико. Флоренса беззащитна и слаба: мысль, что можно оказать ей покровительство и помощь — весьма завлекательная мысль для юноши, сознающаго свою силу. Флоренса самое благородное маленькое созданіе въ свт, и было истиннымъ наслажденіемъ видть, какъ озаряется ея личико искреннимъ и глубокимъ чувствомъ признательности. Флоренса была оставлена, забыта гордымъ отцомъ, и сердце Вальтера наполнялось живйшимъ участіемъ къ отверженному дитяти.

Шесть или семь разъ въ годъ молодые люди встрчались на улиц и раскланивались. М-съ Виккемъ, знавшая подробности приключенія, не обращала вниманія на это знакомство, a миссъ Нипперъ, съ своей стороны, была очень рада такимъ встрчамъ: она читала въ глазахъ юноши необыкновенное выраженіе добродушія, и была уврена, что y него превосходное сердце.

Такимъ образомъ, Вальтеръ вмсто того, чтобы забывать, или терять изъ виду свое знакомство съ Флоренсой, время отъ времени еще боле сближался съ нею. Удивительное начало этого знакомства и другія маленькія подробности, придавшія ему отличительный романическій характеръ, были въ глазахъ его прекраснымъ матеріаломъ для фантастическихъ картинъ, на которыхъ, разумется, Флоренса всегда стояла на первомъ план. "Но что изъ всего этого выйдетъ, — думалъ онъ? Ничего, ршительно ничего. Однако-жъ было бы не худо, если бы, тотчасъ же посл первой встрчи съ Флоренсой, я отправился куда-нибудь подальше, въ Индію, напримръ, и вступилъ бы въ службу на военномъ корабл. Вотъ я длаю чудеса храбрости, беру въ плнъ тысячи непріятелей, открываю неизвстные острова, обо мн говорятъ въ парламент, пишутъ въ журналахъ и газетахъ, и лтъ черезъ пять, много черезъ десять, Вальтеръ Гэй прізжаетъ въ Лондонъ адмираломъ всхъ морскихъ флаговъ, или по крайней мр капитаномъ перваго ранга, не мене. Флоренса будетъ тогда еще двушкой — и Боже мой! какою чудною двушкой будетъ Флоренса! — она увидитъ меня въ полномъ цвт лтъ, въ блестящихъ эполетахъ, знаменитымъ и славнымъ, и — будь y м-ра Домби галстухъ еще выше, цпочка еще длинне, я оттягаю y него дочку, женюсь и торжественно повезу ее… куда я ее повезу? ну, да на какой-нибудь изъ открытыхъ мною острововъ". Вальтеръ шелъ, по обыкновенію, очень скоро, когда строилъ эти воздушные замки. Но вс эти мечты разбивались въ дребезги о мдную доску конторы Домби и Сына, и когда капитанъ Куттль съ дядей Соломономъ затягивали свою вчную псню о Ричард Виттингтон и капитанской дочк, онъ боле чмъ когда-либо понималъ свое скромное положеніе въ купеческой контор. Время тянулось день за днемъ, и Вальтеръ продолжалъ со всмъ усердіемъ и добросовстностью исполнять свою прозаическую должность, находя единственный отдыхъ въ построеніи великолпныхъ фантастическихъ замковъ, передъ которыми мечты Соломона и капитана Куттля были не боле, какъ скромными домиками. Въ пипчинскій періодъ онъ возмужалъ, но весьма немного, и, собственно говоря, все еще былъ такимъ же простодушнымъ и втренымъ мальчикомъ, какимъ читатель встртилъ его въ первый разъ со свчей въ рукахъ на темной лстниц въ погребъ, когда дядя Соломонъ отыскивалъ завтную мадеру.

— Что съ тобой, дядя Соль? — сказалъ однажды Валыеръ, всматриваясь съ озабоченнымъ видомъ въ печальное лицо мастера всхъ морскихъ инструментовъ, — ты сегодня ничего не лъ и, кажется, твое здоровье очень разстроилось. Не сходить ли за докторомъ, дядюшка?

. — Докторъ не поможетъ, мой милый, — отвчалъ дядя Соль, — не сыскать ему для меня…

— Чего, дядюшка? покупателей?

— Да, да, — возразилъ Соломонъ съ глубокимъ вздохомъ, — покупатели пригодились бы.

— Ахъ, ты, Господи, твоя воля! — вскричалъ Вальтеръ, опрокидывая блюдо съ супомъ, и ударяя рукою по столу, — когда я вижу всхъ этихъ звакъ, что каждый день цлыми дюжинами снуютъ передъ нашими окнами, меня такъ и забираетъ охота притащить кого-нибудь за шиворотъ въ магазинъ и заставить дружка отсчитать тысячи полторы чистоганомъ за свою покупку. Ну, чего ты смотришь, болванъ, — продолжалъ Вальтеръ, обращаясь къ старому джентльмену съ напудренной головой, такъ, разумется, чтобы тотъ не слыхалъ. — Выпучилъ глаза на телескопъ, да и стоитъ себ. Экая штука! Ты войди-ка любезный, да купи, a глаза-то, пожалуй, я за тебя выпучу.

Но старый джентльменъ, удовлетворивъ любопытство, тихонько поплелся отъ магазина.

— Ушелъ, — сказалъ Вальтеръ, — ушелъ, болванъ! Вотъ тутъ и надйся на нихъ! Да только вотъ что, дядя… эй, послушай, дядюшка! — прибавилъ Вальтеръ, видя, что старикъ закручинился и не обращаетъ на него вниманія — унывать никакъ не должно, ршительно не должно. Что длать? Посидимъ y моря и подождемъ погоды. Ужъ если придутъ заказы, такъ придетъ ихъ такая пропасть, что теб ихъ въ вкъ не передлать.

— Да, мн ихъ точно не передлать, мой другъ, — съ горестью возразилъ Соломонъ, — заказы придутъ, когда меня не будетъ въ этой лавк.

— Да не тужи, сдлай милость, говорю я теб, — ну что толку, если станешь все хандрить. Эхъ ты, дядя Соль! Нтъ заказовъ, такъ и чортъ съ ними!

Соломонъ старался принять веселый видъ, и улыбнулся, какъ могъ, взглянувъ черезъ столъ на своего племянника.

— Вдь особеннаго ничего не случилось. Не такъ ли, дядя Соль? — продолжалъ Вальтеръ, облокачиваясь на чайный подносъ и нагибаясь къ старику, чтобы вызвать его на объясненіе, — будь откровененъ со мной, дядюшка, не скрывай ничего, если сохрани Богъ встртилась какая-нибудь непріятность.

— Нтъ, нтъ, нтъ, — скороговоркой отвчалъ Соломонъ, — все идетъ, какъ шло, ничего особеннаго, право, ничего! Встртилась непріятность, говоришь ты: какая же непріятность?

Вальтеръ съ величайшей недоврчивостью покачалъ головою.

— Поди ты, толкуй съ нимъ! — сказалъ онъ, — я его спрашиваю, a онъ меня! Послушай, дядя: когда я вижу тебя въ этой хандр, мн, право, становится и жалко и досадно, что я съ тобой живу.

Старикъ Соль невольно открылъ глаза.

— Я не шучу, дядюшка. Нтъ на свт человка счастливе меня, когда я съ тобой, и при всемъ томъ опять таки повторяю: мн теперь и жалко и досадно, что я живу здсь. Вижу по всему, y тебя есть что-то на душ, a еще туда же вздумалъ притворяться. Эхъ, ты, дядя Соломонъ!

— Что длать, мой милый? По временамъ, ты знаешь, я бываю очень скученъ, должно, какъ и вс старики.

— Знаешь ли, что я думаю? — продолжалъ Вальтеръ, потрепавъ старика по плечу, — если бы тутъ въ этой комнат вмсто меня сидла добренькая, тепленькая старушка, твоя жена, разумется, твоя кроткая, смирная, ненаглядная сожительница, которая бы знала вс твои привычки и обычаи, ты бы вдь не былъ въ такой хандр, дядя Соломонъ! И разливала бы она чай, и припоминала бы теб старину, и затянула бы подчасъ псенку про старинное житье-бытье… а? не такъ ли? Ну, a я что для тебя сдлаю? Ты знаешь, я люблю тебя, но все же я только племянникъ, ни больше, ни меньше, да еще вдобавокъ втреный, легкомысленный мальчишка, которому нельзя и сказать о своемъ гор. Ну вотъ я вижу ты хандришь, и почему знать? можетъ быть, ужасная тоска давитъ тебя; a какъ теб помочь? какъ утшить тебя? какъ?… закричалъ Вальтеръ, со всего размаху ударивъ по столу, такъ что блюдо слетло на полъ и разбилось въ дребезги.

— Валли, добрый мой Валли! — сказалъ Соломонъ, — если бы въ этой комнат, на этомъ самомъ мст лтъ за сорокъ съ небольшимъ сидла, какъ ты говоришь, ненаглядная моя сожительница, я никогда бы не любилъ ее такъ, какъ тебя, милое дитя мое!

— Знаю, дядюшка, — возразилъ Вальтеръ, — очень хорошо; но жен ты открылъ бы вс свои секреты, потому что она умла бы облегчить твою тоску; a я ничего, ршительно ничего не придумаю, хоть бы размозжить себ голову.

— Нтъ, нтъ, — сказалъ Соломонъ, — что за секреты? y меня нтъ отъ тебя никакихъ секретовъ!