Остальные стрелки среагировали на случившееся одним биением сердца позже: при возгласе «Кабан!» Дикон и Аллан рванули к ближайшему дереву, а Вилл с Робином схватились за луки, забыв, что из-за мокрой погоды не натянули тетиву. Подсвинок же, довольный сумятицей, которую ему удалось внести в ряды двуногих, с диким хрюканьем ринулся в атаку.

Джон каким-то чудом сумел увернуться от несущихся на него полутораста фунтов свинины и приложил палкой по черному крутому боку. Удар был так силен, что хряк прокатился по мокрой траве с разрывающим барабанные перепонки визгом, врезался в ноги Виллу и послал того в бывший римский ров, навстречу карабкающимся вверх Туку и Кеннету. Сам подсвинок отчаянно барахтался, пытаясь встать, но его попытки привели лишь к тому, что он тоже перевалился через край.

В следующий миг Дик Бентли с воплем: «Мясо!» отбросил бесполезный лук и сиганул вдогонку за хряком, а Локсли с радостным боевым кличем не долго думая прыгнул следом за Диком.

Пятеро стрелков и громко негодующий хряк-подросток кубарем покатились по мокрому грязному склону, поросшему редкой травой. Визг, ругательства, смех и вопли сопровождали спуск до тех пор, пока его не остановил полусгнивший ствол на дне канавы.

Подсвинок смолк первым. Он лежал под Робином Локсли, сжимающим мертвой хваткой его шею, и только изредка полузадушено похрюкивал. Из людей последним замолчал Вилл, без передышки сыпавший ругательствами с тех пор, как «кабан» врезался ему под колени.

— Эй, как вы там? — осведомился Маленький Джон, заглядывая в ров. — Живы?

Он начал осторожно сползать вниз.

— Ты сбил меня с ног свиньей! — приподнявшись, прорычал Вилл.

— Свиньей? А разве это не кабан? — осведомился Джон, как будто это имело сейчас первостепенное значение.

Локсли захихикал, продолжая нежно обнимать свина за шею.

— Это не кабан! Это просто вонючий, мерзкий, наглый, шелудивый домашний подсвинок! — Статли повернулся, рассматривая животину, и ткнул пальцев в клеймо на выстриженном ухе. — Да к тому же принадлежащий злоязычной ведьме Хемлок! — Вилл разъяренно воззрился на Тука. — Ты, ты... горлопан ученый, какого дьявола ты начал орать: «Кабан!»?! Чему тебя учили в Оксфорде и Саламанке? Латинист драный, ты даже не можешь отличить домашнюю тварь от дикой!

— Теперь я и сам вижу, что это обычная домашняя скотина, contra spem[18], — не моргнув глазом, бодро заявил грязный с ног до головы монах. — Стало быть, руттерфордская ведьма наслала на меня наваждение, тьфу, тьфу, тьфу! И вполне вероятно, именно она и напустила на нас эту зверюгу!

— Зверюгу сожрем, а ведьме свернем шею! — Дик тщетно пытался вытряхнуть землю из взлохмаченных волос. — Хей, а где Аллан и Барсук, неужто до сих пор сидят на дереве? Лопни мои глаза, ведь у Дикона паслось полсотни таких тварей на выгоне в Эдвинстоуне, а он тоже принял эту скотину за кабана!

— Эффект толпы, — буркнул Джон, перешагнув через Кеннета и опустившись на полусгнившее бревно. — Стоит завопить одному — остальные тут же подхватывают. Будь нас сто человек, а не восемь, мы бы запросто смогли принять зайца за волка...

— Во, еще один умник! — заржал Бентли. — Ты, часом, не учился вместе с Туком в Саламанке?

— Подожди, что ты сказал про толпу? — Локсли перестал играть с ушами подсвинка и уставился на Маленького Джона.

— Эффект толпы, — недовольно ответил тот. — А что?

Робин рывком сел, и почуявший свободу подсвинок с визгом кинулся прочь по заросшему влажным мхом дну канавы.

— Куд-да?! — Дик попытался было перехватить улепетывающую тварь за заднюю ногу, но не успел. — Какого черта ты его отпустил, Робин?! Это же был наш обед!

— Пусть бежит, — рассеянно отозвался Локсли. — Может, вдова накормит нас сегодня обедом получше. Да еще в придачу выкатит нам бочонок первосортного эля...

— Хха! Само собой, выкатит — подлив туда сначала отравы! — снова захохотал Дик.

Но его смех стих, стоило ему взглянуть на Локсли. Вожак аутло улыбался мечтательной улыбкой, которая была хорошо знакома шервудским стрелкам.

— Нет дыма без огня, — пробормотал йоркширец и повернулся к Туку: — Скажи, братец, кроме латинской премудрости тебя чему-нибудь учили в Саламанке? Помнится, ты хвалился, будто знаешь лечебные травы не хуже любой деревенской знахарки... Это правда?

— Истинная правда и святая истина, поп scholae, sed vitae discimus[19], — важно подтвердил Тук. — А зачем тебе понадобились мои познания в травах? Неужели у тебя началась лихорадка от этой проклятущей мокротени?

— Нет, меня замучила бессонница, и мне позарез нужно сонное зелье, да такое, чтобы валило с ног! — Вожак «волчьих голов» быстро взглянул на Кеннета: — Кен, в экзекуторах у Певерила все еще ходит старый Губерт?

— Он самый, — пристроившийся рядом с Джоном беспалый аутло хмуро осматривал оперение стрел, порядком пострадавшее при падении. — А что?

— И его помощник по-прежнему трезвеет только по святым пятницам? — в голосе Робина Гуда зазвучали такие нотки, что все разбойники разом перестали ощупывать ушибы и уставились на своего главаря.