— В жилище бегинок. Похоже, Богородица все-таки нам помогает.

Некоторое время Робин просто дышал, собираясь с силами для нового вопроса, но прежде, чем он успел его задать, девушка снова появилась возле кровати, держа в руке маленькую кружку.

— Думаю, тебе надо это выпить, — увидев сомнение в глазах Локсли, я добавил: — Я слышал, бегинки кое-что смыслят в лечении, и вряд ли она спрятала нас, чтобы отравить. Пей!

Я помог Робину приподняться и проглотить содержимое кружки, а потом бегинка ловко сунула ему в рот сложенный вчетверо кожаный ремень. Пока мы притягивали широкими повязками к груди его согнутые в локтях руки, Локсли глухо рычал, а как только был завязан последний узел и девушка выдернула у него из зубов искусанную кожу, выплюнул слово, которым давился все это время.

Я быстро взглянул на француженку, надеясь, что та не поняла смысла сказанного. С полминуты мы с девушкой молча смотрели друг на друга... И я внезапно понял, что даже не знаю, как ее зовут.

— Мари... Сэр Гринлиф, — тихо ответила она на мой вопрос.

Вот что значит маленький городок! Я наслушался всякой всячины про двух бегинок, а она знала, как зовут командира наемников.

— Меня зовут Джон Литтл, — твердо поправил я. — Маленький Джон. Может, ты слышала про такого?

По выражению глаз Мари я понял — слышала, и для собственного спокойствия не стал уточнять, в каких именно дурацких балладах ей встречалось мое имя.

— Я тебя... уже видел... — вдруг пробормотал Робин Локсли, мутными глазами вглядываясь в свою спасительницу. — Только... не припомню... где...

— На поле возле Ноттингема, — девушка положила ладонь ему на лоб. — В день, когда хотели казнить трех стрелков...

Она говорила по-английски медленно, с очень сильным акцентом.

— А... да... верно. Славный... тогда... получился...пожар...

Голос Локсли затерялся в звоне колоколов, донесшемся со стороны церкви Святой Марии.

Настало время честным людям гасить огни, страже — сменяться на своих постах, а шерифу — получить известие, что место вожака шервудских разбойников в подземной камере занял невезучий палач Губерт.

То была длинная ночь.

Вряд ли в Ноттингеме после заката и до рассвета спал хоть один человек, кроме того, который как раз и послужил причиной творившегося в городе светопреставления. Вскоре после того, как отзвучал сигнальный колокол, Локсли заснул так крепко, что я пару раз подносил руку к его лицу, чтобы проверить — дышит ли он. Мари явно дала ему какое-то сильное снотворное средство, зато сама ни на минуту не сомкнула глаз, сидя на стуле рядом с кроватью. Я пристроился напротив нее на полу, между нами горела свеча, а снаружи творилось нечто неописуемое.

Стоило отзвонить церковным колоколам, как опять поднялся трезвон, да такой, словно в город входили враги и звонари били в набат. Сквозь щели в ставнях было видно, как в доме напротив, несмотря на запрет, загорелись огни, тогда Мари и зажгла свечу — темное окно сейчас выглядело бы подозрительней освещенного.

Раздавшиеся на улице крики, топот, звон оружия заставили девушку испуганно съежиться.

Я успокаивающе ей улыбнулся, но невольно встал, когда на дверь соседнего дома обрушились тяжелые удары. Пока стражники переругивались с хозяевами, которые не желали их впускать, пока переворачивали дом вверх тормашками, я оставался на ногах, каждую секунду ожидая, что в дверь бегинажа тоже забарабанят рукоятями мечей.

Этого не случилось. Стражники обшарили еще три дома по этой улице, но, наверное, никому в голову не пришло искать беглого главаря бандитов в жилище бегинок. Наконец, нарушив все законы, предписывавшие хранить после заката тишину, люди шерифа отбыли дальше, оставив переулок за собой в состоянии шумного хаоса.

Никто из горожан и не подумал снова ложиться спать, и мы с Мари еще какое-то время молча вслушивались в то, что происходит на улице... Но нас заставила взметнуться на ноги не угроза снаружи, а громкий стук в дверь нашей комнаты.

Не видя лица повернувшейся к двери бегинки, я явственно чувствовал ее страх, быстро перерастающий в настоящую панику. Мари отозвалась на пронзительные оклики деланно сонным голосом, однако девушка по ту сторону двери не унималась, она настойчиво требовала, чтобы ее впустили! И когда она перешла от слов к делу, принявшись изо всех сил дергать за ручку, а ее вопли поднялись до опасных высот, Мари торопливо перекрестилась, подошла к двери и отодвинула засов.

Крикливая особа ворвалась в комнату с глиняным светильником в руке, но чуть не выронила его при виде меня.

Я стоял, слегка пригнувшись, чтобы не стукнуться головой о низкий потолок, готовый на все, если ей вздумается поднять тревогу. Мой вид вряд ли мог успокоить взвинченную женщину; впрочем, какая девушка обрадовалась бы, обнаружив ночью в своем доме незнакомого мужчину, даже совсем мелкого и ручного с виду?

Растрепанная, заспанная белокурая девица несколько раз моргнула, с ужасом уставившись на меня, ее лицо исказилось, предвещая великий визг...

Мари схватила подругу за руку и что-то быстро заговорила, избавив меня от необходимости зажимать младшей бегинке рот. Глаза светловолосой метнулись от меня к Локсли, она еще сильней изменилась в лице. Мне показалось, прошла целая вечность, пока наконец белокурая особа не вышла из ступора и не ответила Мари, очень резко, почти срываясь на крик. Не обязательно было знать язык норманов, чтобы понять, о чем идет речь.