«К этому времени русские войска расположены были на рубеже Гетманщины и Слободской Украины» 69 . Тут следует сделать небольшое пояснение. Гетманщина – это Левобережная Малороссия, а Слободская Украина 70 – это не Украина, а часть Великороссии. В документах XV—XVIII веков фигурируют Рязанская Украина, Амурская Украина и т. д., имевшие такое же отношение к Малороссии, как Китай-город к Китайской народной республике. Слободская Украина никогда не заселялась украинскими казаками и крестьянами, бежавшими от гнёта польских магнатов с территории Украины, находившейся в составе Речи Посполитой. Селились слободами (отсюда название «С. У.»). Казачье население стало называться слободскими казаками. С. У. с севера заселяли русские служилые люди и беглые крестьяне. В 1765 на территории С. У. образована Слободско-Украинская губерния, в 1835 переименована в Харьковскую губернию». входила в состав Гетманщины, а подчинялась напрямую русским царям.

Ставка Петра I находилась в Лебедине, а князя Меншикова – в Хорунжевке на реке Гусе в 35 верстах от Ромен. В середине Гетманщины оставалось два отряда царских войск: один – в Миргороде, другой – в Нежине.

В конце ноября 1708 г. к Мазепе прибыли малороссийские сотники: лохвицкий, лукомский, чигирин-дубровский, пирятинский, чернукский и сенецкий. Мазепа приказал им собрать для шведов с Лубенского полка провианта – 24 тысячи волов, 40 тысяч свиней, 60 тысяч «осмачек» ржаной и 40 тысяч «осмачек» пшеничной муки. Но собрать этого было невозможно, потому что селяне разбежались, и шведы сами начали грабить.

Еще один характерный пример. Лохвицкий сотник Яков Еременко по приказанию шведского генерала Мейерфельда, стоявшего в Лохвице с четырьмя тысячами шведов, поехал для сбора запасов в Сенчи 71 , но местный атаман препроводил его в Сорочинцы 72 к русскому генералу Волконскому, который отправил сотника в Лебедин в главную квартиру к царю на расправу. Большинство же сотников отвергли требования Мазепы, например, в Опошне, Груне, Котельве, и за это получили от Головкина похвалу за свою верность. Полтавский полковник остался верен царю, хотя на него и пало подозрение. Сосед его по полку ахтырский полковник Осипов, уже признанный верным человеком еще по кочубеевскому делу, писал Головкину, что полтавский полковник Левенец не хочет повиноваться царской воле, не едет в Глухов и даже приказывает молиться в церквах не за царя, а за шведского короля. Хотя Левенец и не поехал в Глухов по зову Головкина, но ему за то не было поставлено в вину, так как он сослался на необходимость находиться в Полтаве, ввиду опасности от шведов. Левенец по приказанию генерала Волконского впустил отряд царских войск в Полтаву, а вслед за тем «возбуждал универсалами свой полк служить верно царю и сам привез в Харьков заложниками своей верности свою семью, отдав своих сыновей в тамошнее училище».

Белоцерковский полковник Михайло Омельченко, несмотря на то, что Мазепа прежде ему покровительствовал, доложил царю, что на правой стороне Днепра все казаки верны законным властям и ненавидят имя Мазепы, тем более что Мазепа в этой стороне обращал казаков в мужиков и заставлял их исполнять разные «панщины».

В Чигирине, в Корсуне, в Богуславе жители захватили мазепинских агентов, приезжавших туда с возмутительными посланиями, и доставили их в Киев. Тогда в белоцерковскую крепость была доставлена казна, которую туда заранее отправил для хранения Мазепа. Личные вклады Мазепы арестовал князь Голицын в Киево-Печерском монастыре. Царь издал манифест, которым повелевал отыскивать повсюду собственность Мазепы, и всем объявлял: где найдется что-либо принадлежавшее изменнику – половина указанного обещалась указателю, «понеже изменник раздает свои пожитки единомышленникам для возмущения народа».

Селяне под воздействием универсалов гетмана Скоропадского стали составлять партизанские отряды и нападать на шведов.

21 ноября из шведского стана бежали миргородский полковник Даниил Апостол и генеральный хорунжий Иван Сулима.

21 ноября Апостол приехал в свою маетность Сорочинцы и тотчас написал Скоропадскому. Он просил ходатайствовать перед Петром о смягчении царского гнева, уверял, что был завлечен Мазепой по собственному незнанию и должен был поневоле повиноваться ему, пока не предстал случай освободиться.

Царь потребовал Апостола в Лебедин, допустил его лично к себе, принял чрезвычайно ласково, объявил ему, что за ним остаются его прежний чин и маетности, и обещал в будущем царские милости.

Апостол сообщил, что видел у Мазепы привилегию Станислава Лещинского, в которой Малороссии обещались по окончании войны все те вольности, какими славились польская корона и Великое княжество Литовское. Мазепа показывал ему и письма, полученные от великого канцлера коронного Яблоновского и Щуки, подканцлера литовского, уверяющие в том, что привилегия Станислава будет утверждена сеймом, но ни с привилегии, ни с писем Апостол не мог сделать копии. Вместе с тем Апостол сообщил, что из Бахмача Мазепа посылал к королю Станиславу какого-то Нахимовича с письмами от себя и от шведского короля, просил поспешить в Малороссию и обещал для его польского войска помещение в трех полках: Киевском, Нежинском и Переяславском.

Апостол слышал, что у неприятеля такой план: король шведский пойдет на Москву, но подлинно неизвестно, через какие города, а Станислав – на слободские полки. Наконец, что важнее всего, миргородский полковник сообщил, что Мазепа обещает предать в руки царя шведского короля со знатнейшими генералами, но просил непременно, чтобы договор с ним о его безопасности гарантировали иностранные дворы, им указанные. Головкин несколько затруднился относительно вопроса о гарантии, но Апостол сразу сказал, со слов Мазепы, что без этого условия ничего быть не может. Тогда Головкин объявил, что согласны будут и на гарантию, но все еще не показывал к этому делу полного доверия и не позволял Апостолу давать письменный ответ Мазепе.

Через несколько дней явился к Апостолу с письмами от Мазепы цирюльник, служивший у Войнаровского, и тогда Апостол написал Мазепе – впрочем, в неопределенных выражениях – о принятии его предложения.

Вскоре явился еще один перебежчик из шведского стана – охотный полковник Игнат Калаган, который принес от Мазепы повторение прежнего предложения. Тогда уже Головкин написал Мазепе, что государь изъявляет полное согласие на его предложение с тем, чтоб он постарался «добыть главнейшую особу», или, по крайней мере, других знатных особ.