Адольфу необходимо было оказаться в Шпитале во внеканикулярное время, когда можно было избавиться от присутствия всех этих соглядатаев: старшие должны были учиться в школах вне Шпиталя, а младшие ходили в местную школу (в которой когда-то учился Алоиз-старший), но тоже, естественно, отсутствовали дома в большую часть дня по будням, находясь в школе. Алоизу при этом требовалось пребывать в Шпитале достаточно долгий срок — чтобы не торопясь и без помех решить все технические задачи, отделяющие его от поставленной цели. Понятно, что это никак не могло сочетаться с его учебой в реальных училищах.

Но он не мог и не должен был особенно форсировать этот сюжет: во-первых, повторяем, ему до поры до времени хватало добытых денег; во-вторых, ему никак нельзя было обострять отношения с матерью — только ее протекция и обеспечивала его появление в Шпитале. Да и мотив для пребывания в Шпитале должен был быть достаточно естественным и весомым.

Мать, как известно, до поры до времени препятствовала его оставлению учебы. Не исключено, что эта конфликтная ситуация, не соизмеримая, конечно, с прежними конфликтами Адольфа с отцом (совсем по иным поводам!), вызвала у юноши устойчивое раздражение по адресу любимой матери!..

Вот тут-то и вспоминается Иоганн Непомук, который, как мы полагаем, совершал совершенно конкретные и результативные действия, когда его раздражали его родственники!..

Так или иначе, но добиться оставления школы удалось лишь с помощью болезни. [654] Мазер цитирует Гитлера: «И тут мне на помощь пришла болезнь и всего за несколько недель определила мое будущее, ликвидировав постоянный источник споров в доме отца [655] . Ввиду тяжелой легочной болезни врач настоятельно посоветовал матери… ни при каких обстоятельствах не отдавать меня на работу в контору. Посещение училища также следовало приостановить по крайней мере на год. То, на что я втайне надеялся, из-за чего спорил, вдруг стало само собой реальностью… благодаря этому событию. Под впечатлением моей болезни мать наконец согласилась забрать меня из реального училища и разрешила поступить в художественную академию» [656] — последняя приплетена для поддержания классической легенды о конфликте между государственной службой и художественным творчеством. Осенью 1905 никакой речи о поступлении в академию, очевидно, не было, поскольку первая попытка поступления в нее состоялась лишь через два года — осенью 1907!

Относительно же болезни Мазер глубокомысленно рассуждает: «Чем был болен Гитлер, не установлено. Излишним будет приводить здесь список многочисленных и разнообразных предположений. Известно только, что в 1905 г. он действительно был болен». [657]

Мы, однако, позволим себе сделать вполне определенное предположение относительно диагноза. Если Адольф оставался совершенно здоровым молодым человеком (а так, по-видимому, и было — по крайней мере до фронтовых ранений), то симулировать серьезное легочное заболевание было не просто. Адольф же, однако, должен был сделаться к этому времени уже профессионалом по применению мышьяка; он наверняка должен был пополнить знания, полученные от отца, знакомством с последними достижениями медицины в этой сфере — даром он, что ли, заделался читателем библиотеки Общества народного просвящения!

При этом отметим, что симуляция грудной водянки, от которой умерла его бабушка Мария Анна Шикльгрубер-Гитлер, и от которой, как мы полагаем (об этом ниже!), умерла Клара — мать Гитлера, но в степени, безопасной для итогового состояния организма самого Гитлера, требовала от него, несомненно, незаурядной доли мужества и самообладания!.. Тем не менее, на это приходилось идти — иначе поставленная цель оставалась недостижимой!

«Гитлер счастлив и вместе со своей тоже нездоровой матерью едет на поезде из Линца в Гмюнд, где их встречают Шмидты, родственники из Шпиталя, и подвозят на воловьей упряжке. В Шпитале он попадает в руки врача Карла Кайса из Вайтры, пьет много молока, хорошо питается и быстро идет на поправку. /…/

Наконец-то он разделался со школой, которую, как рассказывает с его слов друг юности Кубицек, он покинул с чувством ненависти»! [658]

Мы не имеем практически никаких подробностей о жизни и деятельности Адольфа Гитлера с осени 1905 года, когда он переехал в Шпиталь, и до мая 1906, когда он ненадолго оказался в Вене: находился ли он непрерывно это время в Шпитале или циркулировал между Шпителем и Линцем — совершенно неизвестно.

На этот период приходится лишь одно достоверно известное событие — смерть его бабушки, Иоганны Пёльцль-старшей, случившейся, повторяем, 8 февраля 1906 года в Шпитале (№ 24); ее последний прижизненный день рождения, когда ей исполнилось 76 лет (19 января 1906), также пришелся на этот отрезок времени.

Действительно ли она мешала Адольфу завладеть сокровищами — остается лишь гадать. Возможно, как мы уже упоминали, он просто подводил таким символическим образом черту подо всей операцией, доказывая своему покойному отцу, что он не по душевной слабости отказывался в свое время от исполнения этого убийства!

В свою очередь это могло оказаться очередным перебором, вызвав определенные подозрения у матери Гитлера, прошедшей, как мы полагаем, также определенную школу убийств мышьяком, как минимум — в теории, под руководством еще Иоганна Непомука. И она могла как-то и чем-то выдать это возникшее у нее подозрение перед сыном.

Тогда это создавало и определенный мотив у ее собственного сына уже для ее убийства: ему приходилось убирать свидетеля — это во-первых, а во-вторых — совместное проживание двух отравителей под одной крышей, взаимно знающих о таковом совместном качестве, поневоле порождает у каждого из них боязнь быть отравленным — и приводит к спонтанному осуществлению превентивных мер! И третий мотив, общий, повторяем, для всех возможных убийств в этом семействе, начиная с 1902 года, — Адольф наследовал половину ее имущества и финансов (другая половина предназначалась его сестре Пауле).