Горские депутаты уехали из лагеря крайне разочарованные и недовольные; ожидавшая возвращения их толпа, узнав об ответе «падишаха», пришла в сильное волнение, и партия, клонившая дело к покорности, должна была умолкнуть. /…/ постановили решение — продолжить войну с русскими до последней крайности /…/. Можно полагать, что самое лицезрение Белого Царя, которое должно было бы произвести на горцев внушительное впечатление, не имело такого действия на депутатов по той простой лагерной обстановке, в которой они были приняты Государем» [188] — капитулировать пред столь незначительной личностью им, конечно, сильно расхотелось!..

Разумеется, отсутствие культуры и эрудиции сыграло с ними злую шутку, но откуда было набраться образованности этим древним разбойникам?

Это была не единственная коллизия того же рода.

Лев Тихомиров, один из таинственнейших персонажей российской истории (вождь «Исполнительного комитета Народной воли», главный организатор убийства все того же Александра II 1 марта 1881 года, а после 1888 года — ренегат революции и виднейший идеолог монархизма), родился в 1852 году в Геленджике в семье военного врача и провел детство именно в этих самых местах — сначала в обстановке тотального террора со стороны горцев, а затем и еще более тотального истребления самих горцев.

О себе он писал: «я, можно сказать, лично пережил эту страшную историческую трагедию, подобной которой едва ли знавал мир даже в эпоху великого переселения народов. Я довольно хорошо знаю и литературу этого предмета. /…/ знаком /…/ даже с архивными данными /…/ и, наконец, выселение прошло перед моими глазами. Мне тогда было десять — двенадцать лет, но я был мальчиком преждевременно развитым, а рассказы участников событий слыхал в разное время вплоть до 1887 года. /…/ мой рассказ не вполне сходен с тем, что мы имеем в литературе предмета, и я /…/ не отказываюсь от своих слов и готов был бы их отстаивать даже перед исследователями-специалистами». [189]

О горцах он пишет: «целые племена, враждовавшие нам, /…/ поискали бы способов жить в мире с русскими, если бы не укоренившаяся у них привычка к грабежам, на которые молодежь смотрела как на молодчество гораздо более, чем как на средство наживы. Другую причину военного упорства черкесов составляло их невежество, вследствие которого они не могли оценить сил России и понять, какую опасную игру ведут, враждуя с нами. Один раз какой-то их делегат, будучи в Геленджике, заинтересовался географическими картами и просил указать ему два укрепления, между которыми ему приходилось проезжать, так что он хорошо представлял себе расстояние, их разделяющее. Потом он просил указать ему на карте Петербург. Сопоставивши масштаб, он только хитро улыбнулся и остался при убеждении, что ему показывают фальшивую карту, для того чтобы устрашить его безмерной величиной России.

Очень умные по природе, очень даже развитые во всем, непосредственно им знакомом, они не имели понятия о силе и соотношениях европейских государств /…/. Черкесы не представляли себе ясно сил России, а силы Турции до крайности преувеличивали. От этого они и оставались так упорны в борьбе /…/.

/…/ западные черкесы, адыге, жили независимой жизнью больше веков, чем сколько существует сама Россия. Еще древние греки знают «керкезов», то есть черкесов-адыге, и если за истекшие с тех пор тысячелетия черкесы испытали несколько завоеваний, то совершенно поверхностных, не уничтоживших их фактической независимости; и сверх того, они за долгие века привыкли видеть, что их завоеватели скоро исчезают, а они, черкесы, остаются по-прежнему владетелями своей родины и живут как хотят /…/. Чужого же владычества черкесы над собой не захотели бы признать, даже хотя бы и турецкого, несмотря на то, что султан имеет для них священное значение религиозного владыки». [190]

С рассказом о черкесе и карте перекликается немецкий анекдот времен Второй Мировой войны, до ужасов которой Тихомирову дожить не довелось: «неграмотная немецкая крестьянка в доме у сельского учителя увидела глобус и спросила, что это. Учитель ей объяснил. Она попросила ей показать, где находится Россия. Он показал. Женщина воскликнула: «О, это великая страна (grosses Land)». Те же чувства вызвали у нее США, Канада, Китай. Потом женщина попросила показать на глобусе [Великую Германию — ] Grossdeutschland. Взглянув на едва различимое пятнышко в центре Европы, она спросила: «А у Гитлера есть глобус?»» [191]

Далее Тихомиров, не знавший современного термина геноцид, пишет о плане генерала Евдокимова и о нем самом: «С черкесами ужиться нельзя, привязать их к себе ничем нельзя, оставить их в покое тоже нельзя, потому что это грозит безопасности России, разумеется, не вследствие пустячного хищничества абреков, а вследствие того, что западные державы и Турция могли бы найти в случае войны могущественную опору в горском населении. Отсюда следовал вывод, что черкесов, для блага России, нужно совсем уничтожить [192] . Как совершить это уничтожение? Самое практичное — посредством изгнания их в Турцию и занятия их земель русским населением. Этот план, похожий на убийство одним народом другого, представлял нечто величественное в своей жестокости и презрении к человеческому праву. Он мог родиться только в душе [такого] человека, как Евдокимов.

Это был сын крестьянина, взятого в рекруты по набору и дослужившегося до какого-то маленького офицерского чина — уж конечно не благодушием, а силой воли, энергией, суровостью. У Николая Ивановича Евдокимова текла в жилах кровь мужика, энергичного и чуждого жалости, когда дело касается его интересов. Имея огромный практический ум, несокрушимую энергию, свободный от всякой чувствительности, совершенно необразованный, только грамотный, он спокойно взвесил отношения русских и черкесов и принял свое решение в плане «умиротворения» посредством «истребления».» [193]