Шрифт:
— И вы из-за этих рукописей специально ездили в Ленинград?
— Исключительно из-за этого. Меня очень заинтриговало письмо Истомина.
— Вы можете нам сказать, что же в письме было такого интригующего?
— Я взял его с собой... Вот... посмотрите.
Сухарев прочитал письмо.
— Что вы можете предположить насчет содержания этих записок?
— В том-то и дело, что не могу даже представить, о чем речь.
— А вы не пытались разыскать их?
— Нет. Мне, конечно, хотелось бы их найти, но ведь ни малейшей зацепки... Мне важно знать, что же хотел сообщить Истомин. А вам-то удалось что-нибудь разузнать?
— Пока обсуждаем версии. Насколько хорошо вы знали Истомина?
— Ответить на это довольно затруднительно. В те времена мне было не до того, чтобы вникать в характеры. Вообще-то, как я помню его, он производил впечатление интеллигентного человека, не пользовался блатным жаргоном, там это было редким исключением. Держался очень незаметно... На моем участке он работал учетчиком. А вообще-то я еще раньше, в Киеве, был знаком с ним. Но это было, как говорится, шапочное знакомство, а потом вот привелось увидеть его уже зэком. Знаете, я, может быть, там, на прииске, умышленно старался избегать его — он вызывал у меня какое-то особенное сочувствие... Это даже трудно объяснить.
— Ну что ж, спасибо вам за сведения. Интересно, вот вы журналист. Там, на Колыме, вам удавалось писать?
— Тогда такой возможности почти не было. Да я ведь университет позже окончил. Теперь стараюсь наверстать упущенное.
— Журналист... Профессия уж очень интересная... Можно сказать, весь мир перед вами... Вы, наверно, и искусством интересуетесь?.. И на выставках часто бываете? Не пишете о них?
— Нет. Хотя вы угадали, искусством интересуюсь, особенно изобразительным.
— И художников знаете?
— Так, немногих. Довольно узкий кружок.
— А больше кем интересуетесь — молодыми или «старичками»?
— Пожалуй, и теми и другими.
— А художник Эньшин вам не знаком?
— Эньшин?.. Нет, я только слышал о нем, да и то нелестные отзывы. А что? Вам нравятся его работы?
— Я их не видел. Мне тоже о нем рассказывали и тоже отзывались отрицательно.
Потом Сухарев поинтересовался, долго ли Ясин пробудет в Москве, и сказал, что есть надежда отыскать эти загадочные «записки».
На Сухарева и Бурмина Ясин произвел хорошее впечатление. Но... Вот ведь какие ребусы загадывает иногда жизнь: они-то разыскивали возможный автопортрет некоего художника, тот, что на фотопленке, найденной у Фогеля, а оказалось, что это портрет журналиста Ясина.
Бурмин достал из стола цветные отпечатки с этой пленки. Они увидели, что портрет выполнен превосходно — художник сумел передать не только внешнее сходство, но и обаяние личности Ясина.
— Кто же все-таки автор этого портрета, так это и не удалось выяснить. Ну, довольно любоваться. — Бурмин убрал снимки. — Что теперь скажет полковник, я заранее знаю... Съязвит, что нам просто везет. Но все же он будет доволен.
Весь этот день Кузнецов никак не мог сосредоточиться на работе — он реставрировал старинную икону. Но дело сегодня не спорилось, и Кузнецов решил пойти на выставку: нужно было увидеть работы знакомых художников.
Кузнецов прохаживался по залам, рассматривая картины, и вдруг его внимание привлекла мелькнувшая фигура человека. Профессиональный взгляд художника сразу отметил: знакомый облик! Кузнецов пригляделся внимательней — в компании мужчин стоял тот самый человек, который предлагал Кузнецову копию с муренинской иконы.
«Нужно узнать, кто он... необходимо как-то удержать его!..» Для раздумий не оставалось времени. Кузнецов решился, подошел к говорившему.
— Молодой человек, извините. Можно вас на минутку?
— К вашим услугам.
Они отошли в угол зала, и Кузнецов спросил:
— Вы меня не узнаете?
Мужчина посмотрел непонимающе:
— Простите, нет, не узнаю...
— Ну как же, постарайтесь вспомнить. Вы еще мне икону «Положение во гроб» предлагали. Так вот, мы бы могли возобновить этот разговор...
Лицо мужчины было спокойно.
— Совершенно ничего не понимаю. Какая икона? О чем вы?
— Вспомните. Вспомните. Я Кузнецов, живу на улице Усиевича. Мы с вами тогда до рынка дошли...
— Извините, но это какое-то недоразумение. Вы меня с кем-то спутали.
— Да нет же, нет. Это были вы, я хорошо помню.
— Но это просто нелепость. Иконы?.. Нет, нет, вы ошибаетесь.
И он вернулся к своим спутникам.
Кузнецов не мог сообразить, что ему предпринять. Он не знал ни имени, ни фамилии этого человека. Пока раздумывал, мужчина ушел.