Шрифт:
Уже несколько дней в Никольской церкви Марта и Ясин с раннего утра допоздна разбирали пожелтевшие, выцветшие листки.
Чего только не встречалось в архивных бумагах! Налоговые списки, документы на передачу земель и прочего имущества монастырям, письма, счета, старинные газеты и журналы, неизвестно почему находящиеся здесь...
Ясину попалась пачка тронутых плесенью старых бумаг. Он осторожно разобрал их и вдруг на одной из них увидел едва различимые слова: «...я, Исидор Львович Муренин...» Ясин поднес листы ближе к настольной лампе, вооружился лупой. Сомнений не было — он нашел завещание Муренина. В нем говорилось, что всю свою коллекцию он желает передать на хранение в Мирожский монастырь, чтобы затем допустить к ним
«...для обозрения людей, коих интересует дивное искусство русских умельцев и тех мастеров, что иконы и книги творили, и для разумного подражания всему лучшему, на что русский человек способен...».
В той же пачке оказалось письмо Елизаветы Марковны Карелиной, «в девичестве Тереховой», в котором говорилось:
«...я все поняла, мой друг, волю Вашу постараюсь выполнить, как Вы велите. Все сдам куда нужно, и место заветное не забуду. Да и без этого памятно оно мне на всю жизнь —там Вы мне открылись. А ветку сирени я храню до сих пор. Помните, как долго мы сидели там, — все не могли расстаться. Письмо Ваше привез верный Ваш Кузьма, с ним и ответ посылаю...»
Ясин подозвал Марту:
— Посмотрите-ка, что я нашел! — И протянул ей письмо.
Вечером в гостиничном номере все трое вместе с Ириной Николаевной пытались определить, какое же место должна была помнить Елизавета Марковна. Они, словно на военном совете, склонились над планом усадьбы Муренина.
Ясин спросил Марту:
— Не упоминается ли в письмах Муренина к Елизавете Марковне о памятном для них дне?
— Есть! Конечно, есть! Он что-то такое писал бабушке... Сейчас посмотрим, письма у меня с собой.
Ирина Николаевна отыскала нужное письмо. Она без особого труда разбирала почерк Муренина:
«...да, милый, незабвенный друг мой Лизанька, годы прошли, все уходит, но воспоминания о Вас я храню как самое драгоценное из всего, что было в жизни. Так и вижу ротонду нашу в парке, где я Вас ожидал, где сделал признание. И как потом искали мы в ветке сирени цветки с пятью лепестками — на счастье. Как верили мы тогда в него...»
ДЕТЕКТИВ В СЕЛЕ
К дому Опариных подошел мужчина. Аксинья Мироновна глянула и ахнула: это был ее бывший постоялец, который тогда уехал с мотоциклистом.
— Здравствуйте, Аксинья Мироновна! Я опять к вам. Если не прогоните.
— Вроде человек уже знакомый, как не пустить, заходи, ставь вещички-то. Опять, что ль, на отдых? Бурмин зашел в сени.
— У меня работа есть, так что делом буду занят. Недельку поживу у вас, а может быть, и побольше.
— Ну, работу на завтра отложи, а сейчас откушаем.
Хозяйка пригласила Бурмина к столу, на котором стоял кипящий самовар, домашний творог и сметана в глиняном горшочке.
Как водится, повели неторопливую беседу.
— Чего жену с собой не берешь? Небось она здесь хорошо отдохнула бы.
— Так я же не в отпуске сейчас, а по делу. Мне, Аксинья Мироновна, нужно всю историю про помещика Муренина установить. Хотим в журнале о нем напечатать да для музея материал собрать... И про вашего мужа тоже.
— Да ведь, милый, уж описывали ученые и про Муренина, и про моего хозяина.
— Что ж, а теперь начнем все сначала. Аксинья Мироновна, скажите, кто из жителей вашей деревни помнит помещика?
— Почитай, одна тетка Нюра Лукина осталась. Она знает.
Еще дед Федор Зубов помнит, да он в селе Татаринцеве теперь живет, у дочерей.
— Так, должно быть, дети помнят, что им родители рассказывали. С кем бы можно поговорить?
— Детей найдем. Можем хоть сегодня к Нюре зайти.
— Хорошо. Скажите, Аксинья Мироновна, церковь у вас до какого года действовала? Кто в ней служил?
— Так она у нас и сейчас действует. Теперь в ней нарядно... И иконы у нас хорошие. Тихвинская божья матерь — чудотворная. Да ты сходи погляди — иль тебе запрещается? Да ведь нынче всем, кажись, можно церкви-то смотреть. Мои ребята ходят. Придут оттуда и все про иконы рассуждают. Гости приезжие все в нашей церкви бывают. Ничего, с уважением относятся... Только батюшка наш очень не любит, когда женщины в штанах приходят, ну ни стыда, ни совести... В былые-то годы церковь не действовала, там раньше склад был.
— А не знаете, кто из священников был еще при жизни Муренина?
— Как же не знать? Отец Алексий при помещике служил... Мать мне об нем рассказывала. Да и многие его помнили. Люди говорили — был шибко образованный. Прежде-то в Петербурге в самом служил, но чтой-то он там не угодил, вот его к нам и прислали. Память он об себе хорошую оставил, царствие ему небесное...
— Он с Мурениным, наверно, дружбу поддерживал?
— А то как же! Завсегда к нему домой ходил. Иной раз гуляли втроем по аллейке — отец Алексий, барин и дядя Кузя.