За окном утро, полное солнца. На развилинах дерев вчерашний ветер соорудил белые гнездовья. В доме напротив, на балконе, голый по пояс парнишка сгребал с перил горсти снега и торопливо обтирался, при этом по-рыбьи разевал рот.

Тикан подумал о своем Андрюше, был за него рад: день намечался самый лыжный. Тикан сидел на кухне, позвякивал в чае, когда они возвратились, сначала шумно, затем шепотком, крадучись. Но он не обернулся, пока не услышал за спиной Сашкин голос:

– Тринкен зи, битте, каву?

Это был прежний Сашка – чудило с бутылкой в руке, походная сумка через плечо. Но главного Тикан вначале не уловил, потом распахнул глазища:

– Откуда?!

На Сашке давешняя, пропавшая было одежда: меховая шапка, та же новая куртка, темные тупоносые ботинки и брюки, почему-то заправленные в носки.

– Где добыли?

– В универсаме. У них на сто лет одна и та же мода.

– Молодец, Сашко! В рассрочку дали?

– Обижаешь… Мы не голодранцы! Нам доверяют и за наличные.

Обычно Тикана трудно взять на испуг, а тут вмиг проняла догадка: Стефка! Точно! Дура баба! Всю заначку расфукала, зараза!..

Но вслух выразил совсем иное:

– Ну, как моя женка? А?!

– Если спрашиваешь, значит, не знаешь.

– Не виляй… Ты скажи – стоит того, а нет?!

– Петро, ведь известно: кому всегда везет…

Стефка засмеялась. Она вынимала из сумки вещи Тикана, в них Сашка расхаживал по магазинам.

– Как ты смотрелся в моей обувке? – у Тикана нога на три номера больше.

– Нормально. Правда, кеды в коленках жали.

Только выдалась минута со Стефкой наедине, Тикан прохрипел:

– Остались еще пенёнзы?

– Остались, остались, не дергайся. Я кому покупала – своей подруге?

– Но меру знай…

– Я-то знаю, а – ты? Сашка тебе друг или козявка? Он, конечно, недолеченный, зато живой. Еще чего-то желает. Не как другие, абы ряшку наесть…

– Да я что… против?

А Сашка шевелюру ерошит, кулаками размахался от радости: удача при нем осталась! Теперь Полина ничего не унюхает, в чем ушел, таким и вернулся. И дни пойдут, как должны идти, вперед, по часовой стрелке. А всё Стефка!.. Монолит баба!

– Айда помогать ей…

На кухне они втроем стали стругать винегрет. За этим шустрым занятием у Тикана выпали из внимания потраченные деньги. Оно понятно: если ядреные луковицы крошить на мелкие кубики, то прочие огорчения уходят вместе со злой слезой.

В обед, после первой бутылки и Стефкиной накачки, Петро втолковывал Долинскому, что встреча с Полиной – то судьба, козырная карта.

– Ты, конечно, тоже не пустой номер, есть еще порох. Но закон игры – дама кроет валета. Она для тебя зеленый светофор. Все будет, как книжка пишет. А с легкой руки Стефки, то вообще…

Сашка вдруг вспомнил насчет руки:

– Отец покойный рассказывал: у тети Маши была легкая рука. У нее от одной спички все село сгорело.

Тикан не слушает. Ему байки сейчас, как валенкам гуталин. Ему важно, чтоб Сашка осилил, о чем речь идет. Тикан свое понятие не теперь надумал, давно в нем свербит. Это в цирке на одном колесе ездят, а в жизни все должно быть по паре. Пара колес, пара сапог, супруги – пара, молодые паруются, нет пары – цветы не цветут, даже вороны живут парами…

– Пара гнедых, – загундосил Сашка, – запряженных заре-о-о-ю…

– Ото самое, – перебил Тикан, – и человек скроен по такому расчету: пара ушей, пара глаз, пара ног, легких – два, мочевых пузыря – тоже…

– Что-о-о? – расхохоталась Стефка.

– Он прав, не мешай, женщина. У него два мочевых пузыря: один для холодной, другой – для кипятка. А между ними – смеситель.

– Тебе смешки, а у меня темно на душе…

– Петро, ты заметил, что хвороба всегда начинается в неподходящем месте: то в голове, то ниже.

– Все сказал? А кто вчера зубами чечетку наяривал, помнишь?!

– Петруня, самое лишнее у человека – это печень. Не было б ее – пей не просыхая.

Тикан будто ждал такого поворота.

– И я о том: пора завязывать. Кончай, Сашка, бухать не по-людски. Я не доктор, скажу, как знаю: можешь принять пол-литра, как мы сейчас, и остался в соображении – на здоровье. Медпункт не требуется. А два литра загрузил – уже перекос, помороки в мозгу, обратного хода не будет…

Стефка удивилась, как Петро вывернул на эту больную точку. Она прикрыла ладонью стакан.