Шрифт:
– Как дважды два! – без улыбки откозырял Тикан.
Здраво полагал – веселиться пока рано.
Председатель настаивал:
– Все понял? Ты скажи, не стесняйся…
– Как дважды два! – заклинило у Тикана.
Посматривая из-под бровей на шофера, председатель, молча, вспомнил любимое присловье: этот парень не дурак, он – отец всем дуракам.
9
Дорога домой не долгая, три пальца на карте. Но теперь Тикан боялся загадывать дальше поворота. Неизвестно, какую подлянку подсунет случай. Взять, к примеру, секретаршу. Со стороны, бабенка – загляденье, каждая часть на месте. Потом оказывается – под завивкой у ней пустое помещение.
А председатель, наоборот – толковый хитрюга, наша кость. Другой бы – не моргнул, в ложке утопил Тикана. А этот выручил, подкованный дядя. И фамилия приличная – Ледковенко. Зачем ее рубить на куски? У кого мозги засохли, те рубанут…
Тикан понимал – он задешево выбрался из гнусного факта. Не мог знать, что везет фуфло. Такой прокол ему наука: проверяй, не верь никому. И если разобраться, без дерготни, то ничего серьезного не стряслось. По нервам чиркануло, не больше. Движется он в должном направлении, все путем, живи – радуйся…
Но не было спокоя мыслям.
Совхоз на юге и Ледковенко в пыжике – два серьезных момента. А что двое знают – секрета не будет, всплывет наружу. Сегодня пыжик – орел, а завтра – пичуга, рядовой, терять нечего. Сболтнет для общего веселья, и – крышка. Пойдет секрет гулять по дворам. Слухи шныряют быстро.
В гараже у хлопцев от смеха штаны промокнут. Но то не беда. Раздавишь с ними пару литров – затихнут.
Стефка – вот главный калибр. Штуркать [29] будет до последнего часа. Ей слаще меда над мужиком поизмываться. Узнает про эту историю, всей родне раструбит: слыхали, мой отчебучил… лед привез, горы покрыть. Его бы на полюс послать за мандаринами…
29
Штуркать – шпынять, колоть.
Родня Тикана вздыхает, спорить не смеют. Стефка – девица городская, образованная, лишь два класса не дотянула до десятилетки. И если Петро ни гугу, куда родне соваться?..
Соседки ей толкуют:
– Стефа, не неркай! [30] Твой Петро в семью гребет. Цени. Таких уже нет. Один остался. И дюжий, как шкаф.
А она:
– Точно – шкаф. Дубовый.
Но зацепки и наезды Тикану, по правде говоря, до нижней втулки. Слова, что имел, уже сказал. Новых не выдумать. Да и нет потребы. Стефка ему пожизненный приговор. Нечего крылами трепыхать. Тикан не из тех, кто от жены уходит, из тех, кого уносят.
30
Неркать – докучать, жалобиться.
Сашка Долинский, дружок неразменный, шепнул однажды:
– Стефке надо бы работать на флотилии «Слава».
– Поварихой что ли?
– Нет, гарпуном. Ядом ее сердца можно убить кита.
Сашка
Стефка в темноте тормошила Тикана:
– К нам звонят. Слышь, Петрунь, звонят!
Тикан включил ночник, одним глазом уперся в будильник. Было около трех.
– То не к нам, – и снова ткнулся в подушку.
Но звонок заверещал опять. Пришлось топать, иначе Стефка не отстанет.
Тикан прильнул к глазку: перед дверью маячило некое чмо, всё в белом, как смерть. Совсем непонятный фрукт в три ночи.
– Что надо? – проворчал Тикан.
Чмо в белом хрипело, пыталось что-то изобразить, махало рукой, будто с трибуны.
Тикан не искал скандала, по-доброму предложил:
– Линяй отсюда, пока кости целы. Завтра придешь, ладно?
Но этот тип стал нахально бить головой в дверь.
Коридор просматривался хорошо – вроде никого больше нет. Чтоб не калечить пальцы, Тикан прихватил молоток на всякий непредвиденный оборот и открыл замок.
Мужик был одет не по сезону, можно сказать, даже наоборот – не очень одет. В кальсонах, нательной рубахе и носках, припорошенных снегом. Снег был в волосах, на макушке, на ресницах. Его трясло…
– Сашка!..
Тикан втащил Долинского на кухню.
Накинул на него свою куртку, пальто. Зажег газовые конфорки для тепла. Лицо у Сашки белое, взгляд без цели: видать, кончилось соображение.
Тикан – бегом к Стефке.
– Где у нас спирт?
– На что тебе? Кто пришел?
– Там Сашка Долинский.
– А-а, с бодуна. Дать на похмелку?
Тикан наклонился, зло прошипел:
– Помирает он, дура…
Маленькая кухня быстро нагрелась. Сашка сидел на табурете в одних кальсонах, дробно клацал зубами, дергался в ознобе, будто под током. Тикан драил ему спину и грудь, Стефка растирала ноги.
– Стеф, может, ему спирт не на мозоли, а глотнуть?
– Нет, задохнется. Сейчас чай с малиной.
Долинского упаковали в шерстяной платок, вязаные носки, укрыли двумя одеялами и Стефкиной шубой. Даже голову повязали махровым полотенцем.