С того часа зажили по-королевски. А может, и лучше их. Еще неизвестно, дают ли королям шамать тресковую печень. Вот так просто, сколько захотят. Уж не говоря про горбушу копченую или, к примеру, сардины в масле… А насчет лосося в собственном соку – и разговора нет.

А мы день за днем наведывались в сельмаг.

Теперь Миха встречал улыбкой:

– Как здоровьице?

– Твоими молитвами.

– Не жалуемся.

Консервы складывали в сумку, но никогда не брали про запас. Только на воскресенье покупали впрок и хранили в кабинах. Вася сказал: хозяйка может обидеться, что внесли в дом недозволенное. И то верно.

Сам Вася – худощавый, но всегда наедается как в последний раз. Мы его подначиваем:

– Силен ты пожрать!

А он доволен:

– Я бы еще поел, да рука устала.

Миха от щедрот своих добыл нам цейлонского чая и пачку рафинада. Чаевничать к хозяйке ходили. Нам хорошо за столом – и ей сладко.

Петро даже пытался с хозяйкой по душам балакать наедине. Он лучше нас понимал ее говор.

Потом рассказал:

– Спрашиваю: а как вы, матуша, раньше жили?

– Когда раньше – до Советов?

Подумала и говорит:

– Раньше сто лет мак не родил, а голода не было.

Сашку это развеселило:

– Занятная бабуля!.. Не похожа на субботницу… И деньги наперед забрала…

– Правильно сделала, – заступился Петро. – На вас глянуть – в хату пустить боязно.

А деньжат, между тем, оставалось в обрез.

Удача – не дура. Как по заказу подвернулся мне калым: здешнему соседу две ходки дров привез. И мы опять при наличных, всласть пируем, жирком покрываемся. У Тикана даже брюшко купеческое наросло.

Одно плохо: пива нет. Хильнуть холодненького под такую закусь… Жигулевское бы здесь в самую точку.

Но гулянка долгой не бывает. Пришло время – и командировке каюк. Пора домой.

Перед отъездом Вася подкинул хозяйке еще несколько рубликов: боится, бедняга, всяких заклятий.

По дороге зашли в сельмаг – попрощаться. Тикан задержался у машины. Миха увидел нас только троих – чего-то испугался. Полотенцем свой циферблат вытирает.

– А где Петро? Здоров? – волнуется Миха.

Сашка успокоил:

– Бульдозер «С-80» знаешь? Петро его на руках перенесет. А ты про здоровье… Вот и Петро явился!

У Михи тревога исчезла, от радости вместо глаз – одни мокрые щелки. Недолго думая откуда-то исподнизу извлек и выставил на прилавок два бутыля. Кукурузной кочерыжкой заткнуты. Двухлитровые посудины с голубоватым содержимым.

– Тройной очистки, – говорит, – сам проверял. Для вас постарался.

Первым очнулся Сашка:

– Ё-моё! За что такой подарок?!

Миха испарину сгребает:

– Пять лет посылаю цидульки в Потребсоюз: срок годности давно кончился, спишите с меня эти чертовы консервы! А начальство не чухается. Для них Заболочье на другой стороне земли. Вам спасибо, хлопцы! Приезжайте еще…

Я – первый за порядок. Натура к дисциплине приучена. Кто виноват, что от наших порядков сплошь бардак?

Cашка Долинский говорит: это полезно, что бардак. При настоящем порядке шея в стручок станет, а так – сала в три пальца.

И верно. Не все у нас хреново. Жить можно, только народ разбалован, свободой пользуются без меры. Вроде в одинаковой утробе замешаны, на одних дрожжах взошли, а рассуждают на личный манер. Нет для них главного светофора. Любой карапет в свою сторону думает.

В газете лозунг был: сделаем будни как праздники. Я не против – в том смысле чтоб каждый день выпить и закусить. Двумя руками «за». Но, может, они хотят праздник под будни постричь, тут моего согласия не ждите. И на собрании могу сказать. Если, конечно, спросят.

Да как праздник с буднями равнять? Опупели, что ли? Страна держится на праздниках. Без них – только телик да скукота. А в красные числа – народ под настроением, лишняя стопка не в счет, сам прикостюмишься, как пижон, никаких забот, о ходках и километраже голова не болит, – чем не малина!

Правда, не для каждого эти деньки – мед. Милицию взять: у ней, окаянной, полный загон, обезьянник загружен до отказа, хлопот по горло, не позавидуешь.

Или, к примеру, главное начальство. Тоже туго приходится: полдня на трибунах стоять и улыбаться. Я бы не мог, ей-бо! Случится, малая нужда прижмет – как быть? Люди флажками машут, чувства выказывает, а начальству – приспичило, переминается, тоскует о заборе. Попробуй-ка уйти – тотчас поползут слухи, мол, на трибуне его не было, значит… Нет, в сторонку не сбегаешь. Улыбаться надо!