– Мне хватит… Один вопрос можно?

– Давай, если один.

Стефка убрала со лба рыжую прядь, откинулась на спинку стула.

– Саш, скажи, у тебя что – вексель от Бога?

Сашка молчал. Хохмить расхотелось, а всерьез ответа не было. Под правым глазом дергалась кожа. Пытался думать, но кроме вялого матюка на свою личность, ничего не возникало, ни одна мыслишка не пискнула. Только слышал, как стучит кровь во всех уголках тела. Наконец разжал губы:

– Стефка, ты человек умный, по земле ходишь. Знаешь, что я про тебя говорил?

Тикан с ходу нахмурился, оборвал:

– Брось, баламут! Делать нечего!

– Петруня, ты – пехота, не поймешь. Я должен сказать. Иначе не могу. Стеф, я говорил: ядом твоего сердца можно убить кита.

Стефка улыбнулась:

– А чё, правду сказал – могу убить. Но вас это не касается. Вы не киты.

– А кто?

– Вы – килька в рядовой укладке. Сорок три копейки баночка. Не больше.

Долинский кивал, соглашался:

– Учись, Петро, мы уже в дирижеры не годимся. Как ни крутись, брат, а жопа сзади…

Полина и Стефка нагрузили нам тяжеленные сумки харчей.

Сдурели, что ли? Куда столько? Командировка не на полюс.

Но Полина утихомирила:

– Хороший запас не в тягость. Правда, Петро?

– Само собой… – подтвердил Тикан.

Женщины, как всегда, оказались правы.

Прибыли мы в Заболочье, устроились с жильем. И сумки пришлись кстати, будто найденные. Первое время рубали как боги, каждый за двоих. Короче – хавали от пуза. Но когда остались одни крошки, задумались. Затылки скребем.

Только Тикан не горюет:

– Да я мигом смотаюсь к Стефке, опять приволоку полные сумки… Об чем речь!

Глядя в окно, Сашка вяло проговорил:

– Федь, если надумаешь жениться, запомни: никогда не возвращайся домой раньше времени. Это совет специалиста.

Потом повернулся к нам:

– Не шебути, Петро. Ну будешь пилять триста километров, а через три дня снова пустые сумки. Дальше что? Проблему надо решить на месте.

Я напомнил, что Петро мог бы кабанчика где-нибудь стырить. Ему не привыкать… Все заулыбались, даже Петро, хоть и показал кулак. Вася предложил: занять у хозяйки ведро картошки.

Но бабка зыркнула недобрым взглядом:

– Нэ е рипы. [32] Тай не буде…

Значит, этот вопрос накрылся медным тазом. А насчет магазина – безнадежно махнула рукой. Там раз в неделю привозят хлеб, но хватает не всем, чья хата ближе, те успевают. Соль есть, спички, а сахар в прошлом году давали – ото радость была! Молодые в город ездят за товаром, а старым – одна дорога: до Бога…

В селе три дома под железом: у председателя, бухгалтера и шофера газика. Остальные крыты потемнелым от годов гонтом, [33] на них местами проросли пучки травы. Должно быть, эти хаты муровали еще при австрийцах.

Заболочье – село богатое только на глину. Здесь блюдца коричневой воды лежат на полях до середины лета, потом оставляют после себя ржавую корку. Кругом репей с розовыми головками. И прочая дикая зелень из земли прет.

Нас прислали в эту глухомань возить дренажные трубки. Говорят, после дренажа, может, хоть картошка будет у людей. Но пока ее нет, мы решили заглянуть в магазин: авось звякнет удача. И выяснилось, наша хозяйка вообще в магазин не ходит. Или из ума выжила: врет, не поперхнется. Нет, соль и спички – есть в наличии. И хлеба действительно не видно, правду сказала хозяйка. Зато глазам своим не верим: на полках сплошь выстроились цветные ряды консервов. Целый склад. Такой роскоши и в областном центре не встретишь.

Однако радость не выказываем: скучая, разглядываем всякие ненужности. Вася оцинкованным ведром занялся, стучит по дну. Петро у продавца свечами интересуется.

– Вам какие: тонкие или грубые?

– Мне для мотора.

– Извиняйте, для мотора не держим.

Миха, так звали продавца, был в ширину больше, чем ростом. Лицо полновесное, на плечах сидит без шеи. И потеет не по-божески.

Сашка разъяснил ему: мол, прибыли на три недели, волноваться не надо, отовариваться будем тут. А пока, для начала, будь ласка, дай нам: сайру, тунца, сардины и вон те бычки в томате. По четыре коробки каждого сорта. Нас четверо.

– Чего хотите? – переспросил Миха.

– Федя, скажи ему громче, чтоб он понял.

Я постарался – выдал голос. Миха от неожиданности в коленках ослаб, стал еще короче. Лоб промокает полотенцем. Но коробки на прилавок выставил как миленький.

Мы, конечно, бумажками шелестим, не мелочимся. А Миха, парень-жох, учуял, с кем имеет дело, сразу намекнул, что оставит нам хлеба сколько надо.

По дороге домой Вася предостерег: кормиться будем на своей половине, хозяйку не приглашаем. Она, видать, субботница или из другой секты. Для них эти деликатесы – греховны, потому и не сказала она про консервы.