Ну что ж, рукопись найдена, роман Мелвила внес свои коррективы (эпиграфы изменены на более подобающие, изысканы более меткие и емкие метафоры ).

Сейчас почитаем.

Пролог 5.

( Коротенько о названии. )

Название - это своего рода оценка литератором своего очередного труда.

Пролог 6.

( Коротенько о размножении. )

В повести будет задействован нетрадиционный, отчасти сказочный способ размножения. Он не принесет плотской радости, но уж простите, события развивались так, что столько раз по девять месяцев я ждать не мог.

ГЛАВА 1

Всё-всё, или ничего-ничего

( PAST PERFECT TENSE )

Тогда, бросившись на зверя, он только дал выход внезапно вспыхнувшей, жгучей, инстинктивной ярости; а получив тот страшный, растерзавший его удар, он не испытал, вероятно, ничего, кроме мучительного физического страдания.

Г. Мелвил.

Здравствуйте. Гляньте мне в душу.

Сделайте дырку в груди.

Пьяный мужчина, послушай.

Женщина, тоже сиди.

Помнишь, как жил я на свете?

Знаешь, что дальше живу?

Уши развесьте, как дети,

Ждите, пока оборвут.

Шлюхи мои и глупышки,

Чьи-то носители брюк -

Черт его знает, как вышло

То, что я так говорю.

Может, улыбка чуть шире,

Может, сытней аромат,

Может, сильней оттопырен,

Будто с деньгами, карман.

Были пути и дороги

И под глазами круги,

Был я удачливей многих,

Был веселее других.

Смело ходил я на принцип,

Смело рублей не берег:

Смелого пуля боится,

Смелого вист не берет.

Плакали старые тещи,

Жены пытались забыть:

Был я наивней и проще,

Чем полагается быть.

Пил я, как водится, лишку,

И невпопад отвечал.

Был я счастливым парнишкой,

И не горюю сейчас.

Всех я добрее пока что:

Смелого зло не берет.

Пернуть кому-нибудь страшно

Очень, а смелый бзданет.

Стоит смертельной болезни

Только надеть мне чехол -

Сразу же в души полезет

Тихая сапа стихов.

То-то взгрустнут ваши хари,

То-то решат поскорей,

Будто весь мир - комментарий

К жизни дурацкой моей.

Сначала, дорогие мои старики, дайте я вас сперва расцелую. Мне очень приятно ваше внимание. Вот передо мной ты, один из моих слушателей. Я говорю тебе, и мой голос вызывает в тебе уважение ко мне - с каждым умным, умелым оборотом речи - все больше и больше уважения.

Конечно, ты хочешь услышать историю - чудную историю о том, как я стал таким предметом моего внимания. Ведь были и препятствия, и барьеры на моем пути.

Итак, я начинаю. Сначала я чуть-чуть расскажу тебе о главном герое повести. Его зовут Костя Уваров, как, впрочем, и многих других.

– Чем же он обязан тому, что стал героем этого рассказа, спросишь ты затаенно и взволнованно, затаенно и взволнованно глядя на огонь.
– Может быть, это он спас мир от злобы и скорби?

– Нет, - отвечу я и обаятельно улыбнусь.

– Может, - это он спас мир от покоя и справедливости?
– спросишь ты не унимаясь.

– Уймись, - почему-то грубо отвечу я, но успокоюсь.-Нет , малыш. Просто это - я. Костя Уваров - это я.

Потом ты неожиданно свалишься со стула (" У него давненько была сломана ножка", - подумаешь ты) и сконфузишься.

Ничего, ничего. Ты увидишь - в свое время я конфузился не меньше тебя.

Большую роль в моей не по-взрослому самостоятельной жизни сыграла Ирина Костенко, в свое время (да и сейчас отчасти) любимая мной за свою привлекательную внешность и фигуру. Кроме того, в пору юношеских исканий и наслаждений, она частенько заходила к нам на огонек - покурить, попить чайку, да и поговорить о своих житейских проблемах ( тогда у нас в доме это было запросто ). Мне она приходилась подругой жены. Однажды она даже сыграла роль свидетельницы на нашей свадьбе. В другой раз она влюбилась в меня, но Златочка быстренько ( шепотом, что ли?) ее отговорила.

Обладая весьма развитым ( по меркам того притихшего времени ) мышлением, она уже тогда попыталась отдать дань моему по-детски бездарному еще таланту.

Что же во мне привлекало ее? Незнакомство с более умными людьми ? Тихая, нежная глупость, заложенная при рождении и раскрывающаяся сейчас, как цветок с дюймовочкой внутри? Ум - смелый, но скрытый от подруг и товарищей по группе и факультету? Инстинктивное, щенячее чувство восторга перед моими буйными фантазиями или затаенная ненависть к моей грубоватой плоти? Не знаю. Сейчас мне легко шутить над этим, но тогда мне бы лучше было это знать.