Послышались женские шаги одной пары ног. Жена не оставила меня в беде.

События развились, оказывается, следующим образом:

Отклик не заставил себя ждать. Он злобен был. В нем не нашлось места для смутного чувства, когда-то возникшего между нами, кабанами. Это чудаковатое письмо я долго хранил, потом выбросил.

Я пригорюнился и начал глотать это самое все необходимое. Я ни умно, ни красиво, ни как иначе - ровно честно, как мне кажется теперь, и просто грустно, как это было на самом деле, выполнил свое обязательство. Сердце мое колотилось - не от горя, нет, друзья мои, не от страха - от чудовищной дозы снотворного. Жена и многие другие ушли купаться, так что времени было предостаточно: Я упал на подушку лицом вниз и ткнулся в нее зажженной беломориной.

АРХИВ

( Настоящее стихотворение Ирины Костенко)

Мы учились врать в тишине ночной, -

Быстрых рук молниеносное мельканье

Мы учимся по утрам вставать,

Как будто незнакомы, и все - случайно.

Мы учимся своих друзей предавать,

Оправдываясь бессмысленной материей

И учимся потом в одиночестве дней

Биться в острой истерии.

Мы учимся улыбкой оскал зубов прикрывать

И в самых близких, надежных, преданных

Даже не в грудь - со спины стрелять...

........( неразборчиво )........

Мы учимся надевать слепые маски с пустыми глазницами,

Со вздутыми венами на висках,

А потом мы смеем мечтать о синей птице,

Хотя давно уже в плесени тисках.

Мы учимся забывать возлюбленных,

Единственных на расхожих менять.

Мы учимся ремеслам денежным

Ложиться за мятые бумажки в кровать.

Но когда одна, в пустом проеме комнаты,

Поднимаю глаза к звездной ночи:

О Господи! Прости за все человечество, -

Заблудшие души людей спаси...

Май, 1989 г.

Что произошло дальше

Шло время. Я не умирал. Жизнь шла. Где-то на кухне Златка, Женька Райнеш, Светка Ткачева, Склиф и еще неведомо какой дракон и маленькая зверушка пили чай и смеялись своими безнадежными голосами.

Я ненавидел их. Но не умирал. "Я - лошадь," - подумал я. "В натуре, лошадь".

И вдруг, как зеркало Снежной Королевы, я раскололся на тысячи, миллионы Константинов Уваровых. Это были уже зрелые, опытные, злые люди. Они были рождены, чтобы мстить. Еще впереди и искалеченная судьба Марины Щербины, и сломленная психика Тани Коноваловой, и многое другое, а уже так зло они смотрят на мир. Если они что-то и сделают с доброй душой, то лишь оттого, что где-то в потаенном уголке сердца шевельнется у того или иного чудовища воспоминание: Ирина.

Так вот, дорогой читатель, без лишнего преувеличения скажу, что с этого момента мое повествование превращается в своего рода прямую трансляцию матча "Ирина Костенко - Константины Уваровы - Человечество (остальное) ". Так что советую вам поболеть за Константина, если конечно вы не мечтаете проснуться как-нибудь утречком с монтировкой в голове, разделив, таким образом участь всего остального человечества, прощелкавшего клювом возможность поддержать, поболеть изо всех сил за Константина этой ночью.

С тех пор 10 июня 1989 года я считаю Датой Смерти Человечества. На смену тому, доброму и ласкающемуся, пришло человечество новое - злобное и ненасытное.

Так я начал становиться мужчиной. С тех пор прошли годы. Я выучился вести светские беседы, завел влиятельные знакомства, чуть не сторчался, но чуть не считается: ведь нашему полчищу всегда надо быть начеку.

История Ирины - это тоже часть моей истории.

Так вот, с тех пор, я слышал, она закончила Университет, работала в снабжении ( ей даже удалось скопить деньжат на нутриевую шубку), потом устроилась работать секретаршей.

Один раз, где-то через год мы столкнулись в фойе Университета. Она сказала : "Привет". Она не подумала, что она для меня значит - не потому, что я не давал повода ей это предположить, нет, просто она до смешного мало думала.

А я думал до слез много и выдумал целую жизнь, полную печалей и приключений, и прожил ее, и написал здесь о ней так много.

Сейчас подойду к тебе, взрослому, понарошку трехногий, с понтом невоспитанный и доложу с неподдельной популяризаторской ноткой: « Весь мир - театр. Сплошные спектакли... Хули вылупился?", - зная, что не театр продуманный окружил нас, что сам - девственнее любого неразгаданного кроссворда, что полон возможностей писать в клеточках ахинею и даже высылать потенциальным отгадчикам, не купившимся на мякину актерства или даже простого зрительства, и потому обладающим правом записи, фотоснимки и действующие модели слов, отгаданных неверно и ведущих в тупик, но выполненные в натуральную величину. Одену, тряхнув стариной, отпугивающие нетворчески настроенных зевак штаны на лямках и, желая обозначить себя на двадцать третьем году жизни как "известный русский поэт" по горизонтали - Есенин, а не как возможный "Маршак", впишу тщательно фальсифицированный "основной предмет обихода в молодости" - "стакан" в причинные клеточки, которые и обласкают взгляд столь нужным здесь и сейчас следствием - шестой буквой "н", и вот, не успев дописать свою фамилию в полупустые клеточки, уже бегу к зеркалу и кричу: "Проведите, проведите меня к нему, я хочу видеть этого человека", и вот уже подхожу с легкостью Эдипа, к загадке, над которой академики икали, и с облегчением вспоминаю фамилию прототипа, на все восемь клеточек падая по вертикали. Теперь, на предгробный мир раскрывая глаза, я слишком крикливо произношу своё "здрасте", чтобы предупредить о маршруте "Базар-вокзал", где девчонки и мальчишки, как составные части. Советы раздавать считаю своим долгом, вашим долгом считаю кивать: увидите "река в России" - пишите "Волга", поймете, что наебались - читайте "Волга"

ГЛАВА 2

Время летчиков

( FUTURE IN THE PAST INDEFINITE TENSE )

Глава содержит вставную историю о том, как окончательно смешалось великое и смешное, несмешное и невеликое, детектив и политика, гонор и самокритика, зачатки шпионажа, и я туда же.

Всё, что туманит и мучит, что поднимает со дна муть вещей, все зловредные истины, всё, что рвет жилы и сушит мозг, вся подспудная чертовщина жизни и мысли; всё зло в представлении безумного Ахава стало видимым и доступным для мести в облике Моби Дика.