Я слишком устал, не выспался, был голоден и нуждался в отдыхе, но не мог этого себе позволить. Если существует душа, способная заразить болезнью стража, то ее следует уничтожить. Но перед этим надо понять, как избавить жену Шуко от болезни.

– Надо вернуться, – сказал Пауль, опередив меня. – Вернуться и еще раз обыскать собор. Возможно, эта перламутровая гадина еще там. В чем дело?!

Думаю, от злости, появившейся на моем лице, нехорошо стало бы даже Пугалу.

Осеннее солнце, до сих пор не растерявшее своего жара, уползало в сторону бесконечных холмов, срывалось с небосклона, меняло цвет и заливало Солезино красным вечерним светом. Дома, деревья, заборы, церкви и палаццо, вода в Месоле, люди и мертвецы – все они словно искупались в крови. Это продолжалось всего лишь несколько минут, а затем свет потускнел, уступив недолгим сумеркам, мгновенно превратившим город в место еще более неуютное и неприятное, чем днем.

За два квартала до собора мы встретили хагжита с разрешительными лентами Лавендуззского торгового союза, позволяющими ему находиться в христианских землях.

– Газир! [32] Газир спустился с небес и распахнул темные крылья зла над страной неверных! – выл он, сидя перед дверью разоренной лавки.

Хагжит тоже был болен, и когда мы подошли слишком близко, плюнул в нашу сторону, сотворив в воздухе охранный знак. Я положил руку на эфес палаша, видя, что рядом с ним, на коврике, лежит длинный восточный кинжал, испачканный в крови. Но человек так и остался сидеть на пороге, лишь грозил нам проклятиями своего бога. По мне, так его богу тут делать совершенно нечего – наш отлично справился, наказав жителей Солезино за какие-то, неизвестные мне, проступки.

– Поскорей бы все это закончилось, – глухо сказал Пауль.

Мне оставалось лишь догадываться, что он имеет в виду под «всем»: эпидемию, гибель города или наш поиск темной души. Я мало общался со стражем, который был старше меня почти на двадцать лет. Мы пересекались всего лишь несколько раз – в Арденау, где я когда-то учился, и во время проверки наших кинжалов на предмет уничтожения чистых душ. Я слышал лишь, что он опытен, хотя порой бывает излишне резок и груб, но Рози отзывалась о нем хорошо, и мне этого всегда было достаточно. До сегодняшнего дня.

Пауль, словно чувствуя мои мысли, посмотрел на меня с подозрением и спросил:

– Считаешь меня виноватым?

Я спрятал руки в карманы легкой куртки, обошел труп толстяка с раздувшимся животом и усмехнулся:

– Тебя больше должно заботить, что считает Шуко.

– Меня не слишком интересует мнение вспыльчивого цыгана. В отличие от твоего.

– Да, я считаю, что ты виноват. – Я не видел причин лгать. – Ты не должен был оставлять ее одну.

– Рози – опытный страж.

– Который уже больше десяти лет работает плечом к плечу с мужем и всегда может рассчитывать на поддержку напарника. Ты же знаешь, что те, кто долго работает в паре, в одиночку частенько теряются. Инстинкты заточены совершенно под другие действия.

– Я оставил с ней Тигра.

– Позволь, я не буду это комментировать. Ты совершил глупость, отправив девушку одну. Сделал то, чего никогда бы не сделал Шуко, и если она умрет – это будет на твоей совести.

– Она не умрет!

– Буду на это надеяться.

Кафедральный собор Санта-Мария-дель-Фиоре уже накрыли густые тени, и лишь на шпилях его парных колоколен угасали блики солнечного света.

– Там есть люди? – спросил я, разглядывая массивное здание.

– Здесь проводились службы, пока не умер кардинал. – Пауль рассеянно провел рукой по щетинистому подбородку. – Затем прихожане перебрались в Санта-Мария-сопра-Авене и Санта-Мария-делла-Налетте.

– Почему?

– Люди стали говорить, что в округе слишком многие умерли странной смертью, – равнодушно ответил Пауль. – Да и смерть кардинала и почти всего высшего духовенства города на пользу не пошла. Собор заперли от греха подальше.

– И как мы туда попадем? Через окна?

– Ключи кардинала. – Страж потряс связкой. – Впрочем, тебе-то зачем беспокоиться о таких пустяках?

Его усмешка была пренеприятной.

– Не понимаю тебя.

– Я помню, как ты влез в кабинет своего учителя и уничтожил несколько бесценных свитков. Отличный взлом.

Я хмыкнул. Взлом был не отличный. Я просто вынес дверь плечом, взял со стола бумаги и швырнул их в огонь. Великое дело.

– Ты дурак, Людвиг, прости меня за эти слова.

– Если ты объяснишься.

– Ты совершил глупый поступок, лишился покровителя среди магистров. А затем умудрился поругаться с другими магистрами, хотя стоило бы промолчать.

– Я не люблю молчать, когда болваны пытаются управлять моей жизнью.

– Вот я и говорю – дурак. Ты настроил против себя многих в Братстве, хотя рядовые стражи тебя уважают и ценят. И если прошлые грехи можно было списать на молодость, то твой последний номер – перечеркнул это. Не думаю, что тебе забудут и простят неповиновение.

– Несмотря на то, что это было в плане магистров?

– Какая разница? – Пауль подошел к маленькой железной дверце возле левого нефа и сунул в скважину фигурный ключ. – Ты страж, которому до конца жизни придется бегать из города в город, выполняя приказы других.

– Звучит обнадеживающе.

– Ну да. – Он скривился, распахнул дверь, жестом показал, чтобы я заходил первым. – Мотаться до старости по странам, жить в тавернах и на постоялых дворах, месить грязь на дорогах и бесконечно рисковать. Это хорошо в пору юношеского романтизма. Тебе уже за тридцать, пора задуматься о будущем. Сдохнешь где-нибудь на проселочной дороге, вместо того чтобы жить в Арденау, грести деньги лопатой, продлевать жизнь до бесконечности и править другими.