— Эй — это ведь меня вы искали. Я — Алёша.

Леший тут же бросился к ним, и, оказавшись рядом с Алёшей, вдруг вырос метра под три — ставшие здоровенными ручищи обхватили юношу и подняли в воздух.

— Нет — пожалуйста, не делайте ему ничего дурного. — взмолилась Оля. — Знали бы вы…

— Да знаю, знаю… — неожиданно добродушным тоном отозвался леший. — Потому и решил на тебя взглянуть…

— И снегопад, чтобы меня выманить устроили?! — воскликнул Алёша.

— Ну уж нет! Если бы только это хотел, устроил бы как-нибудь попроще… Нет — это хороший урок и тебе, и всем жителям Темнинки…… Слушай меня внимательно: будет тебе одно задание или загадка — как хочешь называй… Раз уж плеснулся ты ядом, раз отравил прекрасный день стольким птицам, да зверям — изволь исправить. Взамен тёмному, оставь светлое… Не на день, не на месяц — на года, чтобы, когда и не станет уж тебя, осталось что-то людей радующее. Большего не скажу…

— Так если бы… — начал было Алёша, но леший прервал его. — Условия таковы: коли выполнишь — будь свободен. А нет — заморожу.

— Ах, как вы можете! — воскликнула Оля.

Алёша продолжал прежним тоном:

— Вот если бы у меня был такой же чудный голос как у Оли, так спел бы песнь, или просто слова нежные произнёс…

— Нет-нет! — прогремел, ставя его обратно на землю, леший. — За неверное предложение, мог бы сразу заморозить. Но так не интересно… Постарайся-ка по второму, да помни, что на этот раз никакой поблажки не будет.

Алёша прикрыл глаза, пытался собраться с мыслями, но мысли и не думали собираться — носились лихорадочно; тогда Оля приникла губами к его уху, и вдохнула два слова:

— Одинокая Берёза.

Алёша сразу всё понял, и воскликнул:

— Вот оно — моё решение — мы посадим дерево. Берёзу… В общем — это и не важно, какое — можно и осину, и сосну, и рябину, и ольху, и клён, и кедр, и дуб, и тополь, и ясень, и каштан, и вяз… Любое дерево можно посадить, можно и все их; но в этом дереве мы оставим частичку себя. Мы выбрали берёзу.

— Угадал! Угадал!! Угадал!!! — несколько раз оглушительно громко прокричал леший, и тут поднял в древесной своей руки белую палку.

С ее кончика сорвался поток радужных брызг, поднялся вверх, и так же легко, как орёл паутину, разорвал ту, казалось бы массивную и несокрушимую тучу, которая нависала над Темнинкой. И тут же хлынуло изумрудно-яркое сияние большого мира, закапала с крыш, весело блещущая, и всё усиливающаяся капель. Вместе с птичьим перезвоном, распахнулись двери многих домиков, выбегала детвора, выходили дети — раздались счастливые голоса, смех — но тут же и оборвались — увидели лешего, с криками бросились хорониться в своих избах.

Тут в руке лешего появился белейший и уже раскрывшийся несколькими крупными, нежными листьями берёзовый росток, и Оля, светло улыбаясь, проговорила:

— Ну что ж, прямо сейчас и посадим… Только место надо выбрать.

— Нет — и выбирать, и сажать будете вы сами. Можете взять лопаты, и ходить, выбирать… сколько вам будет угодно; я же издали буду наблюдать; быть может и ветерком над вашими головами пролечу… Ну всё — больше на людей я не гневаюсь, а потому оставлю Темнинку — не стану больше пугать её жителей…

И после этих слов, взмахнул леший руками, и обратились руки его в крылья ястребиные, и сам он в ястребом обратился, в воздух взмыл, да и канул в небесах солнцем обильных. Тут только Алёша почувствовал и увидел, что руку его нежно греет оставленный лешим берёзовый ствол.

А к ним уже подбежал Ярослав:

— А я всё слышал! И домой успел сбегать! Держите лопаты. — и он действительно протянул две лопаты, которые схватил в амбаре Тимофеева дома. — А мне с вами можно?..

— А отчего ж нет? — улыбнулся Дубрав, который, казалось, помолодел лет на тридцать в этом весеннем сиянии.

Место для посадки выбирали не долго. Сразу же, как сделали первые шаги в этот сияющий мир, некая незримая сила повлекла их в сторону полей, которые за окраинами Тёмного леса распахивались.

Конечно тут им стало жарко и сняли они зимнюю одежку, повесили на ветвях окраинных деревьев; Алёша, оставшись босиком, словно мальчишка, со смехом бросился вперёд — и такое удовольствие было бежать по этой прогретой солнышком, взошедшей уже первыми травами земле, отбежав шагов на тридцать он повернулся и прокричал:

— Так бы, кажется и обнял всю её, родимую матушку землю… — и засмеялся — впервые за долгое время разразился этим действительно счастливым, звонким смехом.

Оля мягко улыбнулась ему в ответ, и проговорила:

— А вон и речка — Сестрой её величают…

И, не сговариваясь, в одно мгновенье все они почувствовали, что на берегу этой небольшой, насквозь прозрачной, веющей живительной прохладой речушке и надо посадить берёзку. Взялись за лопаты, и в скором времени была уже вырыта подходящая яма; причём при рытье не только сил не потеряли, но ещё и новых набрались — земля дышала на них так ароматно, словно только что испечённой из некой солнечной муки пышный каравай. Тут ещё и Жар примчался откуда-то со стороны деревни, и принялся носиться вокруг, подобно некоему весеннему, из животворного пламени сотканному божеству.