— Алешенька, не кричи. Нас услышать могут. — и сама, наверное, такого от себя не ожидая, зажала Алеше рот и подняла его голову, указывая на ряд факелов, который приближался к ним со стороны деревни.

Алеша сжал голову, задрожал. А потом они снова бежали, а рядом несся Жар, и по напряжённой его фигуре можно было понять, что впереди ещё какая-то опасность.

…Бежали они от людей, по своим же следам, в глубины леса.

— Алёша, опять волки!.. Остановись… Не в волчьи же пасти бежать…

И действительно: в предрассветной, морозном полумраке, совсем близко грянули волчьи завыванья: много их было — так много, что, казалось — и не уменьшилось число после ночной схватки. В узких просветах между тёмных, расплывчатых стволов что-то стремительно клубилось, промелькивало — и порою казалось, что — это исполинский, сотканный из волчьей плоти вихрь, завывая, носится вокруг них.

— Алёшенька, милый, остановись пожалуйста.

— А что — повернуть хочешь?! — с ледышкой в сердце вскричал Алёша.

Пробежал ещё несколько шагов, и тут остановился:

— Оля, ну конечно же — если бы один я был — так и бежал бы…

Однако, как только они обернулись, и сзади нахлынуло волчье рычанье.

— Оля, Оля… — проникновенно зашептал Алёша. — …Жизнь то за тебя с готовностью отдам, вот только бы знать, что — это пользу принесёт, что спасёшься. Мало такой надежды — от того терзаюсь…

— Алешенька, всё будет хорошо. — согревающий поцелуй в щёку.

И тут родной — сильный голос:

— А ну же — прочь, разбойники серые!..

— Дубрав! — хором вырвалось и у Алёши и Оли. Жар радостно залаял.

И вот действительно: из мрака шагнула к ним фигура Старца. Дубрав всю ночь шёл по следам, несколько раз ему приходилось отбивать волчьи наскоки, но то были незначительные, из двух-трёх волков, разведочные отряды, которые кружили по лесу, искали добычу. Но вот теперь, когда все три человека собрались вместе — собралась и стая, и была эта стая ещё и велика и сильна. На место испепелённого вороньим пером вожака, выбился уже другой волчище, и его уже слушались, перед ним трепетали.

Совсем незадолго до этого, Дубрав почувствовал, что силы покидают его, но вот теперь, рядом с ребятами воспрянул, и говорил:

— Вы сейчас бегите вон по той просеке… Ну а я, сколь смогу — буду их сдерживать.

— Никуда мы от вас не уйдём… — всхлипнула Оля.

— Солнышко, пойми — вы мне только мешать будете. Бегите, да не сворачивайте — я потом вас сыщу…

Время на дальнейшие разговоры не было: сжималось тёмно-серое кольцо, безжалостно светили голодные глазищи. Вот старец метнул в ту сторону, где продиралась через чащобу узенькая, старая, вся перекрытая ветвями просека, и там волков обуяло безумие, они расступились, и первым в образовавшийся проём бросился Жар — огненный пёс сбил какого-то, прорвавшегося сбоку волчищу, и они, яростно скрежеща клыками, покатились по земле — впрочем клубок почти сразу же и распался: волчище остался лежать, истекать кровью, а Жар бросился дальше, за ребятами.

Отбежали они шагов на тридцать, и тут по стволам замелькали серебристые блики — обернулись — Дубрав стоял на месте, руки же его были подняты над головой, и пылало между его ладоней такое же серебристое пламя, каким уже сиял в эту ночь отважный Крак. И волки, зачарованные этим пламенем, смертоубийственно завывая, толкаясь, грызясь со всех сторон, громадную массой наступали на Старца…

И снова стремительный бег… Хотя было уже не так темно, как в глухую ночь, но всё равно — почти ничего они не видели, слёзы их глаза застилали. Вначале ещё серебрились стволы, но всё тише и тише этот свет становился — вот позади раздался страшный вопль, и не понять было: человек то кричит, или же зверь…

И тут ледяной вал захлестнул Алёшино сердце, вырвал он свою руку из Олиной, в сторону бросился — сквозь скрежещущие зубы прорывалось:

— Зачем же жив остался?! Зачем людям столько страдания несу…

Ещё несколько мгновений этой исступлённого бега, и тут с разбега налетел на какую-то ель, да так и обхватил ее руками:

— Что же это! — горестно воскликнул он, — Я потерялся… где я сейчас? В лесу… кто за мной гонится — волки, люди… недавно думал про Чунга, лежал на холодном камнем и вот, надо же — теперь уже в совсем другом месте…

Его сзади обняла Ольга, тело ее сотрясали рыдания:

— Алешенька!

— У к черту твою жалость! — выкрикнул Алеша, и вновь вырвавшись от нее, бросился куда-то не разбирая дороги.

…Кончилось тем, что он полетел в какой-то глубокий овраг и, кубарем прокатившись по заснеженному склону, головой ударился о корягу…

Тьма закружилась, вновь он возвращался в Мёртвый мир, но собрав все силы, смог еще приподняться и рывком выдрать из снега корягу и приподняв ее голосом безумным прокричал: