А ведь наступило уже утро и кошмарная ночь осталась позади. Они сидели где-то на дне большого оврага, над которым нависали пушистые ветви древних елей, в разрывах меж которыми белело небо.

Вокруг лежали плотные тени, но все же, после кромешного мрака в который был погружен незадолго до того Алеша, эти тени показались ему необычайно яркими, а еще была Ольга…

Вот появился Жар, он лизнул Алешу в нос и завилял хвостом, зовя хозяина за собой.

— Что ж, пойдем. — молвил юноша. — Помоги мне! — он оперся на Ольгино плечо и приподнялся, голова его закружилась а в глазах побелело — мириады снежинок кружили пред ним.

— А завтрак, — начала было Ольга и осеклась.

— Что же? — борясь со слабостью прошептал Алеша.

— Ты извини меня… в общем я забыла его там, у ели… — произнеся это Ольга потупилась, ожидая Алешиного гнева, однако Алеша и не думал гневаться, он сам смутился и проговорил:

— Что ж ты себя винишь? Я мешок должен был взять… его то там, наверное, снегом занесло, ну я сам словно в бреду….

Тут же Алеша подозвал пса:

— Эй, Жар! Ты умный, да, почти как человек, разве что только разговаривать не умеешь, так вот слушай: выведи нас из леса, но только не к деревне…

Пес несколько раз утвердительно вильнул хвостом.

Алеша улыбнулся и провел рукой по мохнатой голове:

— Вот молодец, все понимаешь! Так веди нас к Янтарному тракту.

Жар вздохнул почти что по человечески, и оглядевшись, выбрал направление и пошел по дну оврага.

Алеша с наслаждением созерцал мир, ибо, после тьмы в которой он побывал, каждая форма, каждый лучик и каждая тень радовали его.

На дне оврага где они шли снег не был глубок и ребята чувствовали под ногами скользкий лед который, словно панцирь, покрывал небольшую речушку.

— Так. — остановился вдруг Алёша. — Мы должны вернуться…

И уже взбираясь по склону оврага добавил одно только имя: «Дубрав» — этого было достаточно и Оля так разволновалась, что даже заплакала:

— …Как же я могла забыть… Что ж это…

— Да ты наверно всё обо мне страдала…

— Да, о тебе, но он же… — она не договорила, голос её дрожал от волнения.

И когда они выбрались из оврага, то Оля, не выпуская Алёшиной руки, даже пошла впереди.

Вскоре нашли они ту просеку по которой бежали ночью, и в утреннем мирно-свежем сиянии она представлялась и милой и пушистой; и, право, так и подмывало забыться, да тут же и пуститься снежками перебрасываться… Но когда они вышли на утоптанную полянку, то вновь стало мрачно, и жутко — снег был плотно утоптан, повсюду темнели большие пятна крови, на ветвях болталась окровавленная шерсть.

— Дубрав! — неуверенно позвал Алёша.

— Дубрав, дедушка миленький, здесь ли ты… — пропела Оля.

Ответ пришёл — то были мужицкие голоса, они закричали:

— Э-эй, кто тут?! — и тут же топот бегущих.

Ребята молча развернулись и бросились назад; не останавливаясь, не оборачиваясь бежали до самого оврага — их ещё несколько раз окликали, но всё тише, дальше. Вот скатились по склону, потом бежали по дну, и наконец остановились, отдышались — бледные, запыхавшиеся посмотрели друг на друга, потом подняли головы вверх, к небу, которое всё иззолотилось солнцем, и было таким умиротворённо спокойным, что и ребята успокоились, и вслед за Жаром пошли дальше.

Шли час, а может и больше; у Алеши беспрерывно что-то урчало в желудке, к тому же он теперь кашлял.

Тут одно воспоминание пришло ему в голову и он спросил:

— Когда ты меня нашла, ты не заметила поблизости какой-нибудь коряги?

— Нет…

Алеша размышлял вслух:

— Значит я корягу вместе с собой перетащил, только она в лед превратилась… эге! Да эдак я все что угодно и кого угодно могу с собой взять — Ольга, ты от меня ночью подальше держись!

— Что ты такое говоришь? — спросила было Ольга, но ответить ей Алеша уже не успел. Они обогнули поворот оврага и в пятнадцати метрах пред ними предстал широкий каменный мост.

Вот по мосту стремительно проскакал какой-то всадник облаченный в красные одеянья, а за ним проехала золотистая карета…

Так они вышли на северный торговый тракт, который тянулся от стольного Белого града к Дубграду и дальше — в холодные страны…

Когда волки метнулись на Дубрава — он успел присесть, и они с костным треском столкнулись над его головою — он быстро дотрагивался руками до их, пышущих жаром тел, и этих волков охватывало совершенное безумие, они, ничего не видя, раздирая всё, что попадалось на пути, бросались в разные стороны, и мчались до тех пор, пока у них хватало сил.

Старец пытался выбраться из круговерти тел, но слишком много было серых разбойников; со всех сторон таранами наскакивали их костлявые тела; несколько раз Дубрав не успел дотронуться, и они вцеплялись в него, оставляли кровоточащие раны; один матёрый волчище вцепился в правый локоть, и затрещал локоть — если бы не добрая шуба — была бы перегрызена правая рука, но и так — повисла — и пошатывающийся, истекающий кровью Дубрав понял, что через несколько мгновений наступит конец.

Вот разом два волка прыгнули спереди, в воздухе столкнулись, но всё ж вцепились в шубу на животе, потянули Дубрава вниз — он прошептал ещё одно заклятье, и эти два волка пали, разбились, словно глиняные сосуды.