— Так вижу я, что бездомные! Вы когда в последний раз ели то, а?! — этот вопрос остался без ответа — ребята уже скрылись за ближайшим поворотом.

Они еще не видели рынок, но уже слышали его — они шли по улице средь домов в которых никто и не жил, а размещались там всяческие мастерские, а откуда-то спереди валил людской шум-гам…

Вот вышли он из-за поворота и открылась им площадь на которой беспрерывно двигались десятки, а то и сотни людей.

Всем им троим, всю жизнь прожившим в деревне, где каждое лицо знакомо, как родное этот обычный в общем то базар показался настоящим столпотворением. Они вцепились друг в друга, потому что, казалось им, что стоит потерять своего спутника в этой круговерти и никогда его уже вновь найти не удастся.

— Эй, Жар — ты смотри не отставай! — прикрикнул Алеша неотступно следовавшего за ними пса.

Алеша вздохнул глубоко, словно пловец перед долгим погруженьем, и нырнул в ежесекундно изменяющееся переплетенье лиц, шапок, шуб, валенок…

Со всех сторон на все лады кричали:

— Вот пирожки горячие с капустой да с мясом, налетай, вкусно, дешево!

Другой голос надрывно вопил:

— Говядина, свинина, да пряности разное к столу!

— Хлеб, булки, калачи! — орал еще кто-то.

Алеша готов был молить у них, чтобы они не кричали так… А какие запахи витали! Ах, ароматы — пахло и щами боярскими, и пирогами, и запеченной картошкой, и чем там только не пахло! Тут у сытого человека потекли бы слюньки, а у не евших с прошлого дня Алеши и Ольги просто закружилась голова, а глаза заблистали и заслезились, у Алеши и вовсе подкашивались ноги. Только Ярослав был по прежнему весел, и ещё раз предложил Алёше (шёпотом, конечно):

— Давай я стяну!..

— Нет же… — отмахнулся от него Алёша, и тут, вдруг повернулся, схватил его за плечи, и зашептал, но довольно громко, так что многие оборачивались на его необычные, страстные слова. — Пойми — у меня в сердце ледяной медальон; желудок совсем пустой — он злобе помогает, и я понимаю конечно, что всё это звериное. НО!.. Но так мне сердце это терзает!.. И вот я прошу тебя, Ярослав — пожалуйста, не перечь мне. Пожалуйста!..

Обняла, поцеловала его в щёку Оля:

— Алёшенька, бедненький ты мой, тише, пожалуйста…

Алёша склонил перед ней голову, и, прикрыв глаза, попросил прощенья и у неё, и у Ярослава:

— Да я то что?.. — пожал плечами Ярослав. — Вот тебя то действительно жалко… — тут метнул взгляд в сторону. — Идут! Идут!..

Алёша с Ольгой обернулись, и увидели, что через толпу пробираются к ним Дубрав и отец Ярослава — люди перед ними расходились.

— Ярослав стой! Стой! Куда ты?! Э-эх!..

Алёша с Ольгой обернулись, и обнаружили, что Ярослав уже успел довольно далеко отбежать; вон мелькнул — вон его уже и не стало видно. Отец Ярослава Архип быстро говорил Дубраву:

— Я знаю эти улицы — та, на которую он побежал, на два переулка делится. Одному мне не справиться…

— Да — я тоже знаю — бывал прежде. — кивнул Дубрав. — Я помогу вам. — и зычно, так что на его голос обернулись многие, крикнул Алёше и Ольге. — Вы меня у северных ворот ждите!..

Спустя недолгое время базарная площадь осталась за спиною Дубрава, и он зашагал по улице, оттуда свернул на меньшие переулок, потом на ещё меньший, и наконец, ступил в нишу — там в тени его совсем не было видно. Он не ошибся — спустя несколько мгновений раздался топот бегущих ног, и вот Старец выступил из своего укрытия прямо перед Ярославом, положил ему руки на плечи — мальчик начал бешено вырываться, однако руки Дубрава оказались как каменные. Тогда мальчик выгнул шею, и из всех сил вцепился зубами в запястье — потекла струйка крови, на лике Дубрава не дрогнул ни один мускул…

Наконец Ярослав разжал челюсти, выкрикнул яростно:

— Пусти! Предатель! Чародей старый! У-у, колдун! Ты выследил — да?! Что — с моим папашей сговорился?!.. Всё равно не удержите! Сбегу!

— Подожди, подожди — а тебе родителей своих совсем не жалко?

По щекам Ярослава катились слёзы — он больше не пытался вырваться, но теперь оглядывался, смотрел — не видно ли отца. Но отца пока не было — он свернул на другую улицу.

— Да что ж ты так горячишься? Любишь море, так и станешь капитаном… когда подрастёшь…

— А я всё равно прошу, чтобы вы отпустили. — уже спокойнее попросил Алёша, но по щекам его всё обильнее катились слёзы. — Вы у меня в кармане посмотрите, там письмо… Оно всё объяснит…

Дубрав был немало удивлён, но послушал мальчика и достал из его кармана аккуратно сложенную бумагу, на которой кривились нижеприведённые строки:

"Капитану корабля! Зовут меня Ярослав, я хочу стать матросом, и вот почему: родился я в деревне Медовке, что между Белым градом и Дубградом никому неизвестная стоит. В семье нас семеро детей, и я самый старший из всех. Мне уж шестнадцать лет "приврал тут на два года Ярослав" — и что ж в эти шестнадцать лет?.. А заставляют меня коз выгонять, за грибами, за ягодами ходить, ну и кой чего по домашнему хозяйству делать — то летом; ну а зимой — скука смертная! Сидишь, ходишь, смотришь — а смотреть то и не на что — всё опостылело, потому что море люблю! Жизнь наша мне скучной невыносимо кажется (может на самом то деле и не скучная, но мне без моря — сил нет!). И как же я могу в Медовке оставаться, когда мне каждый день мученье, когда и живу только мечтами о море милом!.. Говорили мне — лет до двадцати терпеть — да как же терпеть, когда и каждый день мучает! Не могу я — убёг! Возьмите на корабль, хочу быть капитаном… ну сначала хоть матросом, а потом уж… Возьмите!"

— …Прочли?! — Ярослав свободную рукою вырвал лист у Дубрава, и убрал обратно в карман. — Ну так что — будете меня ещё удерживать, да?!.. Но я всё равно сбегу — слышите?! — по щекам мальчика катились всё новые и новые слёзы. — …

— Ты, верно к какому-нибудь купеческому каравану примкнуть собираешься, с ними до моря добраться, да?.. — Дубрав спросил это, внимательно вглядываясь в глаза мальчика — тот фыркнул — лицо его выражало презрение:

— Не ваше это дело!.. Что хотите со мной делайте — ничего не скажу…